Самоубийство. Подготовка

Короедов Лембит

Морская граница Соснового бора раньше очерчивалась баржой. Была в море такая затонувшая старая баржа, которая села на мель в незапамятные времена и много лет торчала на мелкоте и ржавела, притягивая рыбаков-любителей и детей, склонных к опасным приключениям. Рыбаки сидели там на железных переборках, бросая удочки в воду и наблюдая, как бычок подплывает к крючкам и хватает наживку (из-за прозрачной воды и небольшой глубины подводный мир там был как на ладони - удивительная по своей бессмысленности рыбалка, наподобие ловли жестяных рыбок на магнитную удочку в ванне), дети же использовали баржу для ныряния - любой предмет, торчащий из воды, будет использован детьми для того, чтобы взобраться на него, оттолкнуться и нырнуть, возможно, разбив себе при этом голову или, например, колено, что однажды приключилось со мной. В отличие от коряги, баржа меня не дождалась - скорее всего, в новейшие времена, при постройке современных баз отдыха, баржа была признана опасным соседом для отдыхающих и выкорчевана из моря.

Третий и последний привал я сделал в самом Сосновом бору, просто найдя уединенную поляну и усевшись в песок под деревом. Наш сосняк это, наверное, самый маленький сосновый бор в мире, ему бы подошло выражение насчет "заблудиться в трех соснах" (я даже на секунду засомневался - достаточно ли мне будет такого малого по площади рая?),

но все-таки там можно найти поляну между деревьев, где ты будешь один, и никто тебя не потревожит, хотя, сквозь деревья ты все же будешь наблюдать в отдалении иных людей и компании отдыхающих (честно говоря, в нашем современном мире я уж и не знаю, куда нужно спрятаться человеку, чтобы не наблюдать иных людей). В свое время, когда было модно ездить на отдых в Турцию, я нарочно каждый год заезжал в Фаселис, просто потому что там точно такой же сосновый бор, как у нас. Точно так же сидел там в песке между сосен, смотрел на воду. Все же было бы неплохо, если б рай был таким - я бы вечно сидел в бору промеж сосен, хоть в Фаселисе, хоть в нашем, пил бы водку, закусывал бы ее арбузом с чесноком и смотрел на море. А в другой день сидел бы у футбольного поля и смотрел бы на детей, играющих в футбол в высокой траве. Мне многого не надо. Есть в фильмах ужасов (я видел несколько раз) такая тема, когда человека заточают в висящую на стене картину. Якобы это ужасная пытка. По видению авторов сюжета, такой узник, наверное, должен терзаться своего заточения, наблюдая живую жизнь людей в комнате, где он заточен, и не имея возможности в ней поучаствовать. Мне же это видится совершенно наоборот: человек с картины, абсолютно не напрягаясь, не ходя на службу и не предпринимая никаких усилий к поддержке своего существования, имеет привилегию наблюдать вечный киносеанс. Скажем, с Катрин Денев. Возможно ведь, что в этой комнате будет проживать Катрин Денев. Или Урсула Андрес. Здесь, в Сосновом бору, меня в картину, конечно, не запрешь, но, возможно, там выше на лестнице есть какие-то резные балясины, какие-нибудь атланты и кариатиды? Я бы не отказался занять их место. Можете назвать этот рай адом - он мне подходит. Хотя, с другой стороны, нельзя однозначно сказать: "Если это ад, то не надо мне рая, дайте мне этот ад!" Если вы, например, начальник РОВД, то вас после смерти могут поместить в картину, висящую за спиной нового начальника РОВД. Поэтому я бы на месте начальников РОВД поостерегся держать за спиной картины.

В детстве мы с пацанами устраивали в Сосновом бору пикники - возможно, это даже была моя идея, поскольку я был самым начитанным в нашей компании; сомневаюсь, что кому-либо из моих детских товарищей было знакомо даже само слово - "пикник" до того, как мы начали устраивать их в Сосновом бору. Не сразу у нас все сладилось - я объяснил товарищам, что "пикник" это когда вы незаметно тащите из дому всякую жратву, а потом мы ее вместе кушаем в Сосновом бору. Когда же мы попытались организовать первый такой пикник, то все участники, не сговариваясь, притащили сушеных бычков. И больше ничего. Потому что сушеные бычки это то, что каждый мог вынести из дома совершенно незаметно. После этого я сделал товарищам выговор, заявив, что нужно нести более разнообразные продукты - сам я, помню, крутился возле сковородки, когда бабушка жарила котлеты, пытаясь стащить пару штук (мне это удалось). Так что следующие пикники были более удачными - друзья мои тащили картошку, вареные яйца, сало, кефир, яблоки, но и сушеных бычков все равно.

В Сосновом бору я не спал на поляне после выпитой водки, как это у меня водится (видимо, отоспался впрок за четыре дня болезни), а вместо этого пошел в гору по "потемкинской" лестнице. На самом деле эта лестница, конечно же, не имеет ничего общего с одесским памятником архитектуры, но я употребил слово для удобства восприятия, потому что это крутая и длинная лестница с множеством ступенек (но, к сожалению, без резных балясин, атлантов и кариатид), ведущая в пансионат "Металлург".

"Металлург" - это, наверное, самый лучший и уж точно самый демократичный пансионат на нашем побережье. По поводу его "лучшести", могу вспомнить главное - тот самый Сосновый бор на пляже, чем мог похвастаться не каждый наш пансионат, а по правде - никакой, ни у кого больше не было леса на пляже, все остальные наши пляжи - лысые, ракушка да песок. Второе - лавочки-качели. В "Металлурге" прямо на горе стояли такие лавочки, которые были подвешены цепями к рамам - из-за чего сидящие на них влюбленные парочки могли не только любоваться морем и Сосновым бором внизу, но и раскачиваться, как на качелях. И третье - бильярд. В "Металлурге" была специальная комната с русским бильярдом, где каждый желающий мог зайти и сыграть, если найдет напарника. Что же касается "демократичности", пансионат "Металлург" выгодно и радикально отличался от всех прочих советских мест отдыха на нашем побережье, взрослых и детских, тем, что все его прелести, как то: Сосновый бор, "потемкинская" лестница, игровые площадки, бильярдная, лавочки-качели и вся прочая территория, были полностью открыты и доступны любому желающему независимо от того, была ли у него путевка с печатью. Вы же знаете, как оно в "совке" было - шагу не ступишь, чтобы тебя не остановил какой-нибудь охранник или вахтер с вопросом: "Камо грядеши?" В любом лагере или пансионате на входе обязательно стояла будка с турникетом (или без турникета), где сидела какая-то сволочь, призванная тебя не пустить (в пионерлагерях в таких будках сидели сволочи-пионеры, которые спрашивали у тебя идиотский "пароль" - им его каждое утро сообщал начальник лагеря или какая-нибудь другая советская сволочь). По какой-то неведомой причине (возможно, потому что он был самым отдаленным от села и "диких" отдыхающих пансионатом и не ожидал массовых набегов чужаков, а к тому же самым богатым - он принадлежал металлургическому заводу имени Ильича), пансионату "Металлург" были чужды все эти лагерные атрибуты - поднявшись по "потемкинской" лестнице, ты преспокойно попадал на территорию, не встретив на пути никакой будки с вахтером, и мог полностью наслаждаться всеми прелестями отдыха наравне с обладателями путевок. Прямо там, возле лестницы, была столовая в форме огромной летающей тарелки (популярная у советских архитекторов форма), куда мы раз зашли с товарищами, и нам там молча выдали какие-то тефтели, не спросив ни денег, ни талонов на питание, ни черта - тетушки-раздатчицы просто навалили нам в тарелки тефтелей с макаронами, как будто так и надо. Это был в некотором роде коммунизм в отдельно взятой точке. Наверное, только такой коммунизм и возможен - в отдельно взятой точке, по причине избыточного финансирования в случайный момент времени.

В этот раз я не заходил в столовую-летающую тарелку (уверен, они более не верны коммунистическим принципам и даром бы меня не угощали, да и тефтелей мне не хотелось), а вместо того купил в ларьке бутылку холодного пива с крабовыми палочками и уселся на скамейку-качели.

4 июля 1982 года. Еще одна точная дата, когда я был здесь, в этом самом месте, в пансионате "Металлург". Наверное, это был один из дней, когда мы ходили с друзьями на пикник в Сосновый бор. Потом гуляли в пансионате - на улице, возле бильярдной, стоял телевизор, и дюжина мужчин смотрели футбольный матч чемпионата мира Франция - Северная Ирландия (всегда запоминайте, кто играет, чтобы через много лет проверить дату). Время было вечернее, и пока мы вернулись в село, то уже совсем стемнело - я здорово получил тогда на орехи от бабушки с дедом за позднее возвращение.

– Дом, которого нет -

C домом вышло такое - я не мог мимо него пройти, чтобы попрощаться, потому что дома больше не было (на его месте стоял другой, большой и чужой). Поначалу я даже думал усесться напротив того места, где он когда-то был - на лавочку у дома Ивахненок, но вовремя опомнился - дом был серьезным объектом, хоть уже и не существующим в физическом мире, и прощаться с ним я намеревался долго и обстоятельно, а лавочка Ивахненок была таким же опасным местом, как и базар в центре - в любой момент мог появиться кто-нибудь из молодого поколения Ивахненок и меня опознать.

Так что я рассудил так - раз дома нет, то попрощаться с ним я могу в любом удобном месте, переносясь в дом посредством воспоминаний. Решил выбрать подходящее место на "бугре". Не помню, говорил ли раньше - все наше село стоит на возвышенности над морем, где высокой, где низкой, где крутой, где покатой, где-то мы зовем ее горой - на Змеинке, но вообще-то эта возвышенность в любом месте называется общим словом - "бугор". Скажи местному ориентир - бугор, и он сразу поймет, где искать.

Сесть на бугре можно в любом месте вдоль побережья - везде красиво, везде трава и вид на море. Я выбрал снова пойти в сторону Змеиного мыса, только не по берегу моря, а по верху - асфальтовой дорогой. Когда отец приезжал ко мне в село (это уже после их с мамой развода - летом отец часто меня навещал), он, как обычно, сажал меня себе за спину на мотоцикл, и мы ехали за край села, пока дорога не заканчивалась. Отец подъезжал к самому краю бугра, и мы долго там стояли, глядя на море. Не знаю, был ли отец склонен к созерцанию прекрасного (не припомню других этого проявлений) или ему было дорого именно это место на бугре (кто знает, может, они гуляли там с мамой?), или он попросту, как все молодые люди, увлекающиеся ездой на мотоцикле, ехал, куда глаза глядят, и останавливался только потому, что кончалась дорога, но этот пейзаж запечатлелся в моей памяти отчетливо, как фотографическая картинка.

Туда и пошел, взяв с собой три литра вина в пластиковой бутыли (нет сейчас того романтизма, как в былые времена, когда люди таскали с собой стеклянную тару) и арбуз - как видите, я продолжал себя истязать, таская тяжести на дальние расстояния, но очень уж хотел пойти именно в это место. Там нет деревьев и кустов, только высокая выгоревшая на солнце трава, поэтому я благоразумно пошел туда вечером, когда солнце уже не пекло так неистово. Я не взял с собой стакана и пил вино прямо из баклажки, из горлышка, закусывая арбузом. Вид мне открывался на предзакатное море... не буду описывать вид, мало ли вы видели всяких Монте-Карло, скажу лишь, что я решил внести это место третьим кандидатом в список моих пожеланий на случай, если мне предложат самому выбрать себе рай.

Хватит ли мне трех литров вина, чтобы попрощаться с домом?

– Чердак, он же "Горище" -

Начну с чердака, или как называл его дед: "горища". Одно из любимейших мест в доме, хотя к дому, в котором я любил каждый угол, эту фразу придется применять слишком часто.

На чердаке всегда было страшно жарко и душно, там вечно стоял нестерпимый рыбный дух, потому что мы там вывешивали сушиться рыбу - тарань и бычка, сотни вязок тарани (ее нанизывают по десятку одного размера для удобства счета и продажи) по всему чердаку, годами и десятилетиями, густой липкий слой рыбьего жира на полу - никакой рыбзавод не дал бы вам такого духу, какой был на нашем чердаке. Новый непривычный человек там бы вмиг сознание потерял, но если приноровиться, привыкнуть (а я был привыкший), выдержать хотя бы минут десять, то потом уже легче. На чердаке я любил прятаться, уединяться (что опять-таки будет верным для всех прочих мест в доме, в которых можно было спрятаться и уединиться), читать книжки. Когда-то я нашел на чердаке целую груду книг - все это было удивительное барахло, снесенное туда взрослыми за ненадобностью, но из-за присущей мне детской книгоцентричности, я чрезвычайно этому обрадовался, как будто нашел клад. Книги лежали в мешках, несколько мешков, туго набитых книгами (когда в мешке книги, это сразу видно из-за выпирающих в разные стороны углов) - я залезал в каждый мешок, доставал книги и инвентаризировал находки - выбирал пригодные к чтению (таких, впрочем, было немного, по большей части там был отвратнейший коммунистический трэш) и потихоньку стащил все книжки назад в дом, вызвав тем недовольство своих родственников (бабушка позже отправила многие из них в растопку - я уже упоминал, что бабушка была чрезвычайно равнодушна к книгам, а чтение порицала, а потому оставлять у нее на виду книгу, даже библиотечную, было чревато - бабушка была скора на руку, если ей требовалась бумага на растопку). Иногда я читал прямо там, на чердаке (точно помню, что в тех же мешках были старые выпуски журнала "Пионер" (или "Костер"? Во всяком случае, что-то такое, детско-советское), с повестью Аксенова про пионера Геннадия Стратофонтова - вот именно ее я и читал на чердаке), хотя все же это было экстремальным упражнением - несмотря на привычку, выдержать даже час в такой духоте было непросто, к тому же на чердаке темно - приходилось оставлять открытой дверь, чтобы свет пробивался в щелку, а по открытой двери, кто-нибудь, скажем, дед, мог вычислить, что ты на чердаке, и приобщить тебя к более полезным хозяйственным делам.

Однажды Вовка Ивахненко-младший по прозвищу "Кабачок" (из семейства наших соседей Ивахненок, которые все почему-то носили это прозвище, но старших называли - "Кабаками", а младших - "Кабачками", и лишь глава их семьи, Володька-старший, имел прозвище - Тито, в честь Иосифа Броза Тито, югославского диктатора (не знаю, чем старый рыбак, инвалид и алкоголик Володька Ивахненко был похож на диктатора Тито, но, например, у моего деда Василия было прозвище - "Берия" или "Лаврентий", или же даже в полный рост - "Лаврентий Палыч" в честь того же Берии, хотя дед мой уж точно никак не был похож на Берию - скорее всего наши сельские обитатели раздавали друг другу прозвища во времена своей молодости, совпавшей с развенчанием различных культов личности, в честь разной актуальной на то время сволочи)) насрал на нашем чердаке, после чего был пойман моим дедом, который заставил Кабачка прибрать за собой - помню, как Вовка спускал свое говно с чердака, аккуратно неся его на железном совке-грабарке.