Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
Вра слушала невнимательно, шалила, бросая въ чтицу шариками изъ бумаги, и наконецъ, вскочила и вырвала у Настеньки книгу. Чуткій, неизвращенный умъ двушки подсказывалъ ей, что это все „неправда“, что все это выдуманное и фальшивое.
– Будетъ читать, Настенька, бросьте! – сказала она, отнимая книгу.
– Разв вамъ не нравится, Вася? – спросила Настенька.
– Нтъ… Это все не такое, какъ бываетъ, это все выдумано. Поговоримъ лучше о чемъ нибудь…
Настеньк живой „красавчикъ Вася“ былъ пріятне
– Вотъ, Васенька, вамъ бы быть графомъ, – сказала она.
– Мн?! – засмялась Вра. – Хорошъ бы былъ графъ!…
– Конечно же хорошъ!… Я воображаю, какъ бы къ вамъ пошелъ изящный модный костюмъ, фракъ, напримръ или, напримръ, мундиръ… Я даже удивляюсь, почему вы не носите модныхъ костюмовъ… Положимъ, къ вамъ и этотъ очень идетъ, вы точно картинка, но все же модный туалетъ лучше…
Вра окинула себя взглядомъ.
– А мн такъ больше нравится… – сказала она и вдругъ засмялась.
– Что вы сметесь? – спросила Настенька.
Вра ничего не отвтила ей и продолжала громко смяться.
Самолюбивую и очень мнительную Настеньку очень обидлъ смхъ Вры. „Модная двица“ приняла этотъ смхъ на свой счетъ и надула губки.
– Я удивляюсь на вашъ смхъ! – обиженнымъ тономъ проговорила она: – вы, вроятно, надо мною сметесь.
– Ахъ, нтъ! – поспшно проговорила Вра. – Какъ вамъ не грхъ думать это, Настенька?… Вы, я думаю, сами хорошо знаете, что въ васъ нтъ ничего смшного…
– Такъ надъ чмъ же вы смялись?… Наврное надъ тмъ, что я предложила вамъ одваться по мод? Тутъ нтъ ничего смшного…
– Да нтъ же, нтъ, вовсе не надъ этимъ!… Я смюсь надъ тмъ, что мн пришло въ голову…
– Напримръ? – спросила Настенька, все еще не успокоившаяся.
– Мн пришло въ голову, что я буду, должно-быть, не дуренъ, знаете, въ какомъ костюм?
– Въ какомъ?
– Въ женскомъ.
Настенька улыбнулась успокоенная, кажется, насчетъ смха.
– Да, я думаю, что вы въ плать будете хорошенькою двушкою, Васенька…
– Ну, не знаю, хорошенькою ли, а на двчонку похожъ буду… Смотрите, я какой… Разв мужчины такіе бываютъ?
– Вы… вы душка, я одно только знаю!… – красня не отъ застнчивости, а отъ прилива любви, проговорила Настенька. – Я вамъ говорю это, какъ другу…
– Спасибо, голубочка Настя, но я не заслуживаю этого…
Вра встала, въ два прыжка очутилась у зеркала, поглядла на себя, обернулась къ Настеньк и шаловливо-кокетливо проговорила:
– Знаете что, Настенька? – устроимъ маскарадъ…
– Маскарадъ? – удивилась двушка.
– Да… Я надну ваше платье и покажусь вамъ… Я почти такого роста, какъ и вы, и фигура у меня такая же… Хотите?…
Настенька засмялась.
– Охотно, Васенька, но не досталось бы намъ отъ бабушки за эту шалость…
– Ничего,
– Но что же я одну, Васенька?… Я не хочу одваться въ вашъ костюмъ, я боюсь бабушки…
– Я сейчасъ принесу вамъ платье, и вы четверть часа побудьте въ немъ… Сію минуту…
И не дожидаясь согласія Настеньки, Вра побжала внизъ и въ мигъ вернулась съ какимъ то капотомъ матери.
– Вотъ, одвайте, а мн дайте ваше платье! – почти повелительно сказала она.
Той самой хотлось поглядть на „красавчика Васю“ въ дамскомъ туалет, и она охотно согласилась, хотя и побаивалась, чтобъ затя не стала извстна бабушк… Ольг Осиповн, конечно, не могла понравиться шалость внучки, и шалость эта могла быть приписана, именно, Настеньк.
Но Вася настаивалъ, затя была любопытна, оригинальна, и Настенька согласилась.
Она ушла въ корридоръ, переодлась тамъ и принесла свое платье Вр.
– Одвайтесь, шалунъ, – сказала она, смясь, – но только вамъ не сладить, не одться…
– Слажу, не бойтесь: я часто одвался въ женское платье на святкахъ… Идите въ корридоръ, я васъ позову…
Волнуясь, лихорадочно торопясь, съ сверкающими глазами и часто-часто дыша, принялась Вра перемнять свой костюмъ мальчика на свойственное ей и хорошо знакомое женское платье. И это была не шутка, не капризъ это былъ.
Началось это съ шутки – вдругъ пришла такая мысль Вр, но затмъ двушка ршила воспользоваться этимъ „маскарадомъ“, какъ назвала переодванье Настенька, и открыть подруг свой полъ, открыть свою тайну.
Вру все время тяготилъ обманъ; не будь у нея веселой, живой и болтливой Настеньки, она, быть можетъ, давно не выдержала бы и открыла бабушк „правду", нарушивъ строгіе завты матери. Постоянное общеніе съ бойкой Настенькою развлекало ее, оттягивало, такъ сказать, тяжелую мысль, но разъ эта мысль явилась, – Вра не могла противустоять ей, бросилась исполнить намреніе быстро, очертя голову, не спрашиваясь у разсудка, а лишь слушая сердце, которое не переносило обмана, которое желало любви не „обманной", то-есть не взятой путемъ обмана подлаго, а истинной.
– Настя любитъ меня, – думала Вра, быстро переодваясь, – такъ пусть она любитъ, именно меня, пусть она любитъ Вру, а не Васю… Я не хочу ее обманывать, не хочу!… Достаточно и одного обмана, обмана бабушки… To „необходимый обманъ“, говоритъ мама, – ну и пусть, пусть будетъ такъ, какъ хочетъ мама, а Настеньк я открою правду, я не хочу и ее обманывать… Она полюбитъ меня, какъ двушку, какъ подругу, и мы будемъ дружны съ нею… Мн легче будетъ, когда я буду имть хорошаго, милаго, врнаго друга, которому все-все извстно… А обманывать и ее – у меня не хватаетъ больше силъ…