Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
– Голова кружится, какъ подумаешь! – воскликнула она.
– Да что же ты думаешь-то?… Что длать хочешь?… Ты скажи, Настенька, не мучь меня!… – вкрадчиво заговорила Завариха, подходя къ племянниц и обнимая ее за талію. – Ты умница у меня, золотая головка, не теб у меня совта то просить, а мн у тебя… Что думаешь-то ты?…
– He знаю еще хорошенько, а счастья изъ рукъ не выпущу, нтъ!… Думаю такъ, что пока понемножку изъ Вры этой жилы тянуть…
– Какъ?…
– А такъ… Пусть пока проситъ у бабушки денегъ на то и на другое и мн отдаетъ,
Настенька сжала свои холеныя неработящія ручки въ кулаки.
– Вотъ она гд у меня!… He знаю вотъ, матушк говорить-ли или же подождать…
– Обдеретъ ее матушка-то, въ гробъ заколотитъ, – замтила Завариха.
– А вамъ жаль что-ли?… Пусть хоть живую състъ… He въ томъ дло, а не испортить бы… Да, я подумаю, я все сдлаю…
И Настенька ходила по комнат, а лицо ея горло румянцемъ, ноздри раздувались.
Въ „модной двиц“ разгорались не одни только алчные инстинкты, не одна только жажда къ золоту, которое она страстно любила, томила ее, – ее томила еще и жажда мести за разбитую любовь, за разлетвшіяся вдругъ надежды…
Она много разъ „влюблялась“, много и часто кокетничала, много разъ играла въ любовь и имла даже романы, но любила она въ первый разъ… Первый разъ шевельнулась въ ея сердц настоящая любовь къ красавчику Вас, къ этому нжному чудному мальчику, къ этому юнош, прекрасному какъ Адонисъ, милому, ласковому, доброму… И двченка Врка отняла у нея этого юношу, разбила любовь въ всколыхнувшемся сердц, убила надежды на счастье, убила все…
И какъ странно, какъ неожиданно все это случилось… Точно вырвалъ кто-то изъ сердца кусокъ, и пораненное сердце это болло, ныло, страдало…
Какъ ненавидла Настенька теперь Вру, какъ хотла ей мстить и какъ въ то же время желала быть обладательницею близкаго къ ней золота!…
Совщаніе тетушки съ племянницей въ этотъ день не привело ни къ какимъ результатамъ. Ршили хорошенько обдумать все и потомъ уже начать дйствовать.
Настенька ночевала, а на другое утро вмст съ теткой отправилась въ домъ Ярцевой.
Всю дорогу туда Настенька твердила тетк, чтобы она осторожно держала себя и ни взглядомъ, ни намекомъ не обнаружила того, что она знаетъ тайну.
– Все, все испортите, если вмшаетесь въ это дло, если дадите понять Анн Игнатьевн или Вр, что вы знаете тайну, – говорила Настенька.
– Да ужъ будь покойна, – утшала тетка, – не совсмъ, вдь, я дура, понимаю что нибудь.
Въ дом Ярцевой все шло по старому, только наблюдатель замтилъ-бы, что въ глазахъ Вры есть что-то тревожно-любопытное.
Съ этимъ выраженіемъ своихъ милыхъ, кроткихъ глазъ смотрла двушка на Настеньку во время чая, къ которому пріхали гости, и, видимо, сгорала отъ нетерпнія остаться съ нею глазъ на глазъ.
Старуха, по обыкновенію, была очень нжна со своимъ „внучкомъ“ и покровительственно-небрежна съ гостями. На дочь свою она изрдка бросала испытующіе взгляды, словно
Думъ этихъ старуха не знала, но какъ хорошо были теперь извстны он Заварих и Настеньк!…
Сейчасъ же посл чая Вра позвала Настеньку на верхъ.
– Ишь, дружба завелась! – насмшливо замтила Ольга Осиповна. – Словно женихъ съ невстою… Ты, Васенька, не больно слушай рчей ея, двицы этой модной, a то обучитъ она тебя премудростямъ московскимъ…
– Разв я могу научить Васеньку чему-нибудь дурному, Ольга Осиповна? – спросила Настенька.
– Мудренаго нтъ: вертячка ты порядочная!…
– Ну, если и вертячка, такъ ужъ за то другихъ пороковъ не имю… Есть, вдь, двушки, куда какія смиренныя, а коварства, и обмана…
Вра слегка поблднла отъ этого, очень явнаго для нея намека и порывисто встала.
VII.
Блдность эту и движеніе замтила Анна Игнатьевна и вперила въ дочку долгій-долгій, пристальный взглядъ…
Вра поблднла еще больше, а Анна Игнатьевна взглянула на Настеньку тмъ же взглядомъ.
„Не знаетъ ли эта хитрая двченка мою тайну? He выболтала ли Вра?
– какъ ножемъ рзнула мысль эта Анну Игнатьевну. – Кажется, нтъ. Покойно, безпечно, весело смотритъ Настенька, – не похоже, чтобъ это намекъ былъ…
Нтъ, не намекъ это, просто сказала Настенька, такъ безъ умысла… Да и сметъ ли Вра выболтать?… А поблднла она потому, что кольнули ее слова Насти, въ больное мсто попали… А все же надо поговорить съ нею, попытать ее надо, предупредить, еще разъ повторить завтъ свой о величайшей тайн“.
Двушки сейчасъ же посл чаю ушли наверхъ.
Заперла Вра за собою дверь, робко подошла къ Наст и взяла ее за руку.
– Вы сердитесь на меня, Настенька? – умоляющимъ, взволнованнымъ голосомъ сказала она. – Вы ненавидите меня?… Я вижу это, знаю… Вы жестоко кольнули меня сейчасъ вашимъ намекомъ!… За что это, Настенька? Иль ужъ я такъ гадка въ вашихъ глазахъ?…
Настенька презрительнымъ и злымъ взглядомъ окинула фигуру стоявшаго передъ нею, „мальчика“, – хорошенькаго, изящнаго, какъ дорогая статуэтка, какъ куколка, мальчика.
– Да, во всемъ, что вы продлываете тутъ съ вашей матушкою, немного благородства! – сказала она. – Но не за это зло мое на васъ… нтъ… Что мн за дло, что дв интригантки…
Вра тихо простонала, точно до нея раскаленнымъ желзомъ дотронулись.
– Что мн за дло, что дв интригантки пришли обобрать старуху съ ея тысячами? Деньги, вдь, соблазнительны, за ними вс бгутъ, изъ-за нихъ и большія преступленія совершаются… Мн до этого дла нтъ… Меня терзаетъ то, что… что вы меня, меня такъ жестоко обманули!… Я принесла сюда, въ эту вотъ комнату, свою первую, священную любовь, и вы растоптали ее ногами, разбили… Вотъ что меня терзаетъ, и вотъ за что ненавижу я васъ…