Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
– А, такъ ты вотъ какъ! – вскипла она. – Ты надсмшки строить надо мною?… Надругаться?… Я-жъ тебя, негодницу!…
Барышня молила о пощад, плакала, грозила, кричала, но вдовица, не взирая ни на что, собственноручно разложила ее и такъ „вспрыснула“, что барышня едва опомнилась въ карет, которую вдовица любезно предложила ей посл угощенія.
Настенька находила, что ея положеніе отчасти похоже на положеніе одураченной вдовицы… Но не такъ она отомститъ, нтъ!… Она не дикарка старинной закваски, она „модная двица“ и она не богачка. Она выгоду извлечетъ и изъ этого, хорошую выгоду…
Тетеньку
И очень, очень торопилась Настенька…
„Завариха“, рдко когда бывающая дома, сегодня чувствовала себя не совсмъ здоровою и никуда не пошла, никого не осчастливила своимъ посщеніемъ.
Настенька застала свою тетеньку за самоваромъ въ обществ одной свахи, большой пріятельницы „Заварихи“ и ближайшей ея помощницы.
Кумушки выпили рябиновки, хорошо закусили жалованными отъ „благодтелей“ соленьями и разными печеньями и кушали чай съ большимъ аппетитомъ, перемывая косточки своимъ ближнимъ.
Ураганомъ влетла Настенька и, не обращая вниманія на расточаемыя свахою похвалы и ласки, сказала тетк, что иметъ до нея важное дло.
– По секрету, Настенька? – спросил „Завариха“.
– Да…
– При мн говорите, красавица, при мн всякій секретъ можно говорить и, все равно, какъ въ могилу, его схоронимъ, – запла сваха.
Но Настенька безъ церемоній перебила ее и велла уходить.
– Слушайте, ступайте, не могу я при васъ говорить! – ршительно отрзала „модная двица“. – Погуляйте гд-нибудь, а потомъ можете опять придти… Ступайте!…
Сваха не особенно охотно покорилась, не смя возражать бойкой и порою очень дерзкой барышн.
– Что такое, Настенька, за секретъ у тебя? – сгорая отъ нетерпнья, спросила „Завариха“. – Должно быть, важное что-нибудь, ежели ты такъ спшно да неожиданно пріхала…
– Ахъ, тетя, такое важное, такое важное, что ужъ не знаю, и говорить-ли вамъ? – сказала Настенька, то ходя по комнат, то усаживаясь за столъ, то порывисто выпивая чашку чаю.
– Чтой-то, Настенька, ты говоришь?… Тетк, да ужъ не сказать… Я первое дло, Настенька… я тетка твоя…
– Ладно ужъ, оставьте проповди-то!… – перебила Настенька. – Боюсь, я, что разболтаете по городу, вотъ что… Язычекъ то у васъ длиненъ очень… Хорошо, хорошо, не возражайте ужъ!… Скажу вамъ, но чтобы никому ни словечка… а скажете кому – не племянница я вамъ!… Слышите?…
– Да ладно, ладно, Настя!… говори ужъ скоре… Изнурила всю!…
Настенька сла рядомъ съ теткою, наклонилась къ ней и вполголоса, хотя въ комнатахъ никого и не было, проговорила:
– Знаете ли вы, кто такой Вася, внучекъ Ольги Осиповны?
– Кто?
– Двушка, вотъ кто!…
Если бы „Завариху“ ударили чмъ-нибудь очень тяжелымъ и совершенно неожиданно, еслибъ въ комнат разорвало бомбу, – не такъ была бы поражена и ошеломлена „Завариха“, какъ этимъ словомъ племянницы.
VI.
Отшатнулась „Завариха“, всплеснула руками, выкатила глаза и воскликнула:
– Какъ двушка?… Что ты говоришь, Настенька?…
– Такъ, двушка… Подлогъ сдлали, обманываютъ старуху, благо она изъ ума
– Сама?… – задыхаясь отъ волненія и жадно ловя каждое слово племянницы, спросила „Завариха“.
– Да… Глупа еще, не понимаетъ ничего, не въ матушку, ну и выболтала…
– Да какъ же это она?… Какъ это себя въ наши руки отдала…
– Ну, это длинная исторія, вамъ дла до этого нтъ… Выболтала, и кончено…
– Вотъ ужасти-то, вотъ дла то!… Ахъ, Господи, Господи!… Ну, всть ты мн, Настя, принесла… ну, извстіе!… Слушаю и ушамъ своимъ не врю!…
– He врила и я, а-нъ правда все…
Настенька встала и взяла тетку за плечо.
– Все я сказала вамъ, тетя, великую тайну открыла, такъ помните же, что вы должны хранить эту тайну!… Счастье, большое счастье получимъ изъ этого дла!… Къ милліонамъ старухинымъ подойдемъ близко, до золота ея руками дотронемся!…
– Да, да… правда, правда!…
„Завариха“ дрожала отъ волненія, и глаза ея сверкали, какъ у молоденькой двушки при первыхъ словахъ объясненія въ любви дорогого человка.
– Что-жъ мы длать будемъ теперь, Настя? – спросила она.
– Надо обдумать, для этого и пріхала къ вамъ…
– Заявить надо „самой“…
– Ни-ни! – поспшно выкрикнула Настенька. – Никоимъ образомъ нельзя этого длать…
– А что же надо по твоему?
– Подумаемъ… Скажемъ старух – дло можемъ испортить.
– То-есть, чмъ же испортить?
– Ишь вы ошалли! – грубо воскликнула Настенька.
„Модная двица“, манерничая и притворяясь голубкою при постороннихъ, съ теткою и „ненужными людьми“ была груба и дерзка.
– Я думала, что вы поумне, за совтомъ хала, а вы дичь говорите… Вдь, полюбила старуха двченку-то эту переряженную, привязалась къ ней… Хорошо, если она разозлится на подлогъ, да турнетъ доченьку съ самозванкой ея, а если проститъ!… He все ли ей равно, кого любить то – мальчика или двочку? Важно было обмануть сперва, а теперь, можетъ быть, и все равно…
– Да, правда, – согласилась Завариха.
– То-то и есть… Да и выгонитъ, такъ намъ толку мало: намъ милліоновъ своихъ не отдастъ…
– Правда, правда… Что-же длать будемъ?…
– Подумаемъ…
Настенька прошлась по комнат.
– Я большого дла ожидаю изъ этого, тетя!… Вотъ ду къ вамъ, погоняю извозчика, а во мн такъ все и горитъ!… Бдны мы, нищіе, подачками живемъ, унижаемся, обноски съ богатыхъ купчихъ носимъ, а можетъ быть такъ, что мы… богаты будемъ!…
Настенька вдохнула въ себя воздуху, словно задыхаясь.