Самвэл
Шрифт:
Княгиню 1ачатуи не так разозлило то, что ее сын пригласил на обед Мушега, сына своего дяди Васака, как известие, что Саак Партев решил первым делом приложиться к руке княгини Заруи, вдовствующей княгини Мамикоиян, вдовы Вардана Мамиконяна. Саак, как мы уже знаем из предыдущей главы, был сыном дочери Вардана, то есть внуком княгини Заруи, и поэтому всякий раз, стоило ему попасть в замок своих родичей, первым долгом навещал княгиню Заруи и выражал ей свое соболезнование и почтение. Это выводило из себя мать Самвела. «Стоит этому спесивому Партеву появиться в нашем замке, и он всегда найдет, чем оскорбить меня», — думала она, и ее полные губы дрожали от негодования.
— Что узнал об Ормиздухт? — обратилась она к главному евнуху.
— Она нездорова.
—
— Была бы здорова, все равно бы не пришла... — сказал главный евнух, и его морщинистое лицо сморщилось еще больше, изобразив шельмовское подобие улыбки.
При известии, что Ормиздухт на обеде не будет, лицо княгини выразило самое непритворное удовлетворение. Приветливая и обаятельная красавица, конечно, затмила бы ее в глазах молодых гостей. Беспредельная зависть к юной сопернице гнездилась в сердце тщеславной княгини Мамиконян, урожденной Арцруни, хотя она была уже немолодая, увядающая женщина.
Пока главный евнух говорил с княгиней, двери зала время от времени незаметно приоткрывались, и в узенькой щелочке мелькали блестящие глаза: кто-то подслушивал.
Сведения, которые принес евнух, не только порадовали княгиню, но и весьма огорчили. Сердце ее билось неровно, мысли путались и клубились в растревоженной голове. Неожиданный приезд незваных гостей свалился как снег на голову и не оставлял времени разобраться в этой путанице мыслей, прийти к чему-то одному. И теперь княгиня бросалась из одной крайности в другую.
Она снова обратилась к главному евнуху:
— Ты точно знаешь, что Мушег придет на обед?
Лицо евнуха снова растянулось в гаденькой усмешке, беспокойные зрачки расширились.
— Твой покорный слуга никогда не говорит того, в чем не уверен, — ответил он и с некоторой фамильярностью поправил одну из шелковых подушек, которая чуть-чуть сдвинулась с раз и навсегда отведенного ей места.
Дверь снова еле заметно шелохнулась, и в узкой щелочке снова мелькнули блестящие глаза. Видно было, что эти пытливые глаза затрудняются определить, кто же собеседник княгини, потому что тахта, на которой она сидела, была в противоположном конце зала, столь обширного, что из всего разговора до дверей доносились лишь неясные, еле слышные звуки.
Княгиня, все также погруженная в свои думы, встала и направилась в соседнюю комнату.
— Следуй за мною, Багос, — велела она евнуху. Красивая небольшая комната, в которую они вошли, была рядом с опочивальней княгини. Одна дверь соединяла их между собой, другая выходила в небольшой вечнозеленый дворик за женской половиной.
Дверь комнатки заперли изнутри. Зал опустел.
Сейчас же стало ясно, кто так томился у дверей. В зал скользнула Нвард. Она казалась воплощением осторожности. Неслышными шагами юная служанка прокралась по мягким копрам, подошла к цветам у окна, понюхала букет, подошла к металлическому зеркалу, взглянула на свое покрытое бледностью лицо, и наконец, неслышно подкралась к двери, за которою скрылись княгиня и главный евнух. Оттуда доносилось неясное бормотание. Озадаченная девушка приложила ухо к замочной скважине и старалась даже не дышать, чтобы не проронить ни звука, но до ее слуха все равно доносилось только невнятное шушуканье, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Ее душила досада. Неясное, но зловещее предчувствие подсказывало, что здесь плетутся какие-то козни, и это ужасало ее.
Она отошла от двери; надо было найти какую-нибудь зацепку, чтобы княгиня, выйди она вдруг в зал, застала ее за делом. В это время двери зала с шумом отворились, и влетел маленький Ваган, младший брат Самвела. От беготни он раскраснелся, вспотел, и на щечках его цвели розы; резвый мальчик с разбегу бросился в объятия Нвард. Она поцеловала маленького князя. Он сейчас же вырвался, вскочил на тахту, в мгновение ока собрал все подушки, сложил их друг на друга, уселся верхом и начал пришпоривать и нахлестывать своего воображаемого коня, весело понукая его: «Но! Но!» Когда маленький князь увидел, что
Хотя шалости маленького Вагана и отняли у Нвард несколько драгоценных минут, зато они подсказали ей то самое занятие, которое она так напряженно искала. Служанка разобрала «коня» Вагана, то есть взяла уложенные друг на друга подушки и расшвыряла их в разные концы зала. Подняла помятый букет, ободрала лепестки и листья и разметала по коврам. После этого она снова подкралась к запертым дверям и прило-жила ухо к замочной скважине.
Теперь там говорили еще тише. Бедная девушка вся обратилась в слух, но разобрать все равно ничего не могла. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди от любопытства, кровь прилила к щекам. Знать бы хотя, с кем это совещается госпожа! Это многое бы прояснило. Створка двери внизу не до конца прилегала к раме, она наклонилась и заглянула в эту щель. Но тут собеседник княгини зашелся в приступе кашля, сначала все усиливающегося, затем ослабевшего и перешедшего в конце концов в удушливый хрип. Нвард вздрогнула. Этот неудержимый кашель был знаком ей, как и каждому в замке. Он исторгался из впалой груди и сгнивших легких главного евнуха. Теперь-то она знала, с кем совещается княгиня. «Тут что-то не чисто!» — подумала девушка и до предела напрягла слух.
Вдруг она побледнела, как бледнеет человек, если рядом с ним ударит молния и грянут раскаты грома. Но услышала она всего два слова. Одно было — имя Мушега, другое — страшное слово...
В комнате княгини воцарилась глубокая тишина. Теперь не слышно было даже прежнего шушуканья. Видимо, собеседник княгини, получив последние указания, вышел через другую дверь, которая выходила на малый дворик женской половины.
Нвард покинула свою засаду у двери, опасаясь, как бы княгиня не вышла и не наткнулась на нее. Она подошла к дверям зала, которые недавно заперла, и снова отперла их, потом принялась подбирать лепестки и листья, рассыпанные по коврам. Подушки еще валялись в разных концах зала. Работы было достаточно, и если бы госпожа вышла, она застала бы служанку занятой делом. Но княгиня все медлила. Быть может, ее мучала совесть за тот жестокий наказ, который она дала своему верному слуге... Нвард не раз собирала все лепестки и листочки и снова разбрасывала их по коврам, изорвав на еще более мелкие кусочки. Она повторяла это до тех пор, пока княгиня не вошла, наконец, в зал.
— Что это? Кто это сделал? — в гневе закричала она, осматриваясь по сторонам.
— Кто же еще?! — ответила Нвард, продолжая подбирать то, что сама же раскидала. — Вхожу и вижу — Ваган все вверх дном перевернул. Увидал меня — удрал.
— Ах, озорник эдакий! — сердито отозвалась княгиня. — Когда только ума-разума наберется! С минуты на минуту придут гости и увидят это безобразие.
— Сию минуту все уберу, — откликнулась служанка, суетясь изо всех сил.
— Пока ты уберешь, полдня пройдет! Беги скажи там кому-нибудь, пусть подметут, а сама ступай скорее в сад, нарви свежий букет вместо этого.
Нвард вихрем вылетела из зала.
Слуги толпились в трапезной: с шутками и прибаутками они накрывали на стол. Среди них был и юный Юсик — возлюбленный Нвард. Девушка окликнула издали одного из слуг, передала приказ княгини, а сама побежала в сад.
У Юсика загорелись глаза. Он незаметно проследил, в какую сторону побежала Нвард: сметливая девушка, убегая, держалась за мочку правого уха. Это был условный знак, означающий, что она зовет его.
Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания других слуг, юноша выждал немного и незаметно выскользнул из трапезной. Он еще издали заметил, что девушка пошла в сад, и поспешил туда окольным путем.