Самвэл
Шрифт:
По правую руку от царицы, на самом почетном месте, стоял Мушег Мамиконян, спарапет объединенных войск Армении, рядом с ним Саак Партев, сын Нерсеса Великого. Ниже, в соответствии с должностью, званием и знатностью рода стояли нахарары и знать. Среди них был и Месроп Маштоц. По левую руку от царицы стояли в том же порядке жены и дочери нахараров и знати, которые последовали в Артагерс за мужьями и отцами.
На их лицах была написана радость, в глазах горело пламенное воодушевление.
Все стояли, кроме епископа Хада, местоблюстителя католикоса Нерсеса Великого, который, отправившись в Византию, оставил его вместо себя главою армянской церкви.
С улиц доносились звуки музыки, и вся крепость сотрясалась от ликующих возгласов. В зале же царила
Царица обратилась к собравшимся:
— Наконец, после долгой осады, Шапух ушел от стен крепости. Его полчища разбились о наши скалы. Но несокрушимее неприступных утесов оказалась ваша отвага, ваша самоотверженность, мои доблестные военачальники! Бог дал силу вашей деснице, и вы, как и подобает истинным героям, мужественно сражались с заклятым врагом нашей родины и доказали, что вы — достойные ее сыны. Война была тяжелой, долгой и принесла много бед и горя. Она оказалась тем тяжелее, что нам пришлось сражаться не только с чужеземными захватчиками, но и с врагами из своей среды. Наших недругов вели наши же сородичи. Сын поднялся на отца, и брат на брата. Тут-то и проявилось все величие вашей любви к родине — вы не щадили своих близких и подняли свой меч против их меча. Воздаю хвалу вашим добродетелям и благословляю вас материнским благословением.
Все молча склонили головы, выражая глубокую благодарность. Царица продолжала.
— Но впереди еще много дел и притом очень нелегких. Мы очистили от врага окрестности этой крепости, но не страну, мы отстояли себя, но не отечество. Наша родина, наша любимая Армения все еще во власти персидской варварской жестокости. Я не сомневаюсь, что Шапух, с таким позором удалившись от стен нашей твердыни, никогда не забудет этого тяжкого оскорбления и изольет весь свой яд и всю желчь на другие, незащищенные места нашей родины. А таких мест у нас немало. Некоторые из наших нахараров оказались столь слабодушны, что бросили свои княжества на произвол судьбы и разбежались в разные стороны. Их крепости в руках врага. Их семьи заточены в собственных замках, они заложники врага. Наконец, даже после трагических событий в Зарехаване, где Шапух во всей неприглядности проявил всю необузданность своей звериной натуры, в руках врага все еще очень много наших пленных. Нам нет и не может быть покоя, пока наши братья и сестры томятся в неволе. Нам нет и не может быть покоя, пока не отомщено оскорбление, которое нанес Шапух нашим нахарарам, выставив их жен и дочерей нагими перед своим войском. Горько мне, очень горько перечислять, сколь неизмеримы наши беды и сколь неизлечимы наши раны. Уповаю на милость Божию и на вашу любовь к родине, о храбрецы земли Армянской, и не сомневаюсь, что вы окажетесь достойными своего высокого предназначения.
Ее благозвучный, проникающий в душу голос, который отчетливо разносился по всему просторному залу, ее окрыляющие слова, которые огненным потоком лились из красноречивых уст, произвели глубочайшее впечатление на присутствующих; они снова и снова склоняли головы, выражая уверения в бескорыстной преданности.
Потом заговорил епископ.
— Да, отечество в опасности. Но в еще большей опасности сегодня церковь! Персидская мерзость уже осквернила наши храмы — на наших священных алтарях горит нечестивое пламя их религии. Наши монастыри наводнены жрецами. Монахинь подвергают гонениям, монахов силою заставляют поклоняться огню. Кое-кто из наших нахараров, чтобы выслужиться перед персидским царем, устраивает капища в своих замках. Церковь, созданная тяжкими трудами Просветителя, многострадального отца нашего — на пороге гибели. Персы не раз вторгались в нашу страну, не раз побеждали нас, но и мы не раз побеждали их. Нашу землю не раз заливали кровью бесконечные войны, но кончались скорбные дни битв и гибели — и на пролитой крови снова расцветали и жизнь народа и его благоденствие. Ныне же гибнет церковь, гибнет религия, и вместе с ними к вечной погибели влечется весь народ. Гибель близка, и нет от нее спасения. Это смерть, после которой нет воскресения —
— Благословенна воля Божья, да защитит его десница святую церковь, мы же станем верными ее воинами, — в один голос провозгласили присутствующие.
Царица встала. Снова воцарилась тишина. Она медленно подошла к длинному столу, на котором лежали приготовленные награды, взяла со стола меч и протянула его епископу.
— Святой отец, враг внес свою скверну в наши священные храмы мечом и кровью, и очистить их от скверны надлежит тоже мечем и кровью. Вот меч для твоей десницы. Покажи пример другим служителям церкви, да послужат и они ревнителями ее славы.
Епископ принял меч.
Потом царица взяла шитую золотом мантию и подошла к Мушегу Мамиконяну.
— Мушег, ты делом доказал в этих битвах, что ты достойный сын достойного отца, положившего жизнь за отечество и государя, и тебе по праву принадлежит высшая из всех царских наград. Ты принял на свои могучие плечи всю тяжесть ответственности за судьбы Армении, и я хочу возложить на эти плечи мантию, которую некогда возлагал на себя армянский царь и мой супруг.
Спарапет, полный глубокой благодарности, преклонил колено перед царицею, и она покрыла его плечи царской мантией.
Потом она снова приблизилась к столу с наградами, взяла золотой кубок и подошла к Сааку Партеву.
— Саак, — сказала она, — твой отец был главной опорой родной страны и за свою любовь к ней расплачивается сейчас муками ссылки. Светозарная звезда, озарявшая путь твоего отца, сияет и на твоем благородном челе — это ясно показали последние битвы. Прими же этот кубок и, осушая его, вспоминай всякий раз о моем горячем к тебе благоволении.
Благородный Партев преклонил колено и принял из рук царицы великолепный кубок.
Так мудрая царица щедрыми дарами вознаграждала за отвагу своих героев, и ее красноречивые уста находили для каждого из награжденных слова подобающей и мудрой похвалы, соответственно личным заслугам и славе их рода. Велико было удовлетворение нахараров и безгранично их воодушевление. Каждая улыбка царицы, каждый взгляд ее, полный материнской любви, вселяли в них новый душевный подъем, новые силы и новый порыв к самопожертвованию. Они испытывали радость, видя, что их заслуги не просто вознаграждены, но и осознаны, оценены и удостоились благодарности такой благородной и мудрой женщины, как царица Армении.
Когда награды мужчинам были розданы, царица повернулась к женщинам знатных фамилий, заслуги которых во время осады были поистине неизмеримы. Она искала кого-то глазами.
— Среди моих храбрецов была и юная героиня, — сказала она. — Где Ашхен? Позовите Ашхен.
Прекрасная княжна Рштуни из скромности скрывалась в другой комнате. Через несколько минут она вошла, облаченная в великолепные доспехи. Все взоры обратились на прекрасную деву-воительницу. Царица обняла ее и коснулась поцелуем ее лба.
— Милая Ашхен! — сказала она. — Было время — счастливое время покоя и мира — когда княжеские дочери показывали искусство своих рук в изящных рукоделиях и украшали ими великолепные палаты наших князей и святые алтари наших храмов. Но кончились мирные дни, их сменили дни тревожные, полные крови, битв и смерти. И ты своим достойным восхищения поведением подала прекрасный пример для подражания всем твоим благородным сестрам: когда родина в опасности, нежные женские руки должны взяться за копье вместо иглы и натягивать тугую тетиву, а не тонкие нити. Ты совершила все это, и совершила наилучшим образом. И я хочу опоясать твой стан, отважная героиня, этим драгоценным поясом и пожелать тебе новых сил и бодрости.