Санджар Непобедимый
Шрифт:
Поборов искушение кликнуть своих бойцов, Кошуба, решительно вздернув плечи, шагнул вперед. Толпа шарахнулась от него, но он жестом руки остановил людей.
— Братья, — сказал он.
В толпе послышались тихие возгласы. Страх исчез на лицах.
— Братья, Ленин сказал…
— Ленин, Ленин, — снова заговорили в толпе.
— Ленин сказал: земля — крестьянам. Хаким не хотел отдать вам землю. Он, как жадная собака, хотел вырвать ее из ваших рук. Братья. Вы видите? — он отстранил ишана и показал на плотину. — Один человек — ничто перед стихией. Один
Секунду длилось молчание.
Плечистый, кряжистый, с черными, в палец толщиной, бровями дехканин отделился от толпы и подошел к командиру.
— Ленин, — хрипло проговорил чернобровый, — скажи, чему учит Ленин? — Не дожидаясь ответа, он обернулся к толпе: — Идем! — вдруг закричал он. — Идем, мусульмане! Мы обуздаем проклятую реку.
— Остановитесь, — завопил ишан, — кого вы слушаете? Остановитесь! Вы готовите себе гибель вечную!..
Чернобровый остановился перед старцем:
— Хватит… Довольно! Мы видели, куда вел ты нас… В могилу вел ты нас. Отойди с дороги. За мной, друзья!
Не все крестьяне пошли за чернобровым силачом. Многие со страхом поглядывали на старца–ишана, который стоял над самой рекой, безмолвно вперив недвижный взгляд в мчащиеся воды, будто молил их подняться и обрушиться на отступников.
Тогда Кошуба подошел к нему и вежливо сказал:
— А теперь, ваше… как вас, преподобие, прошу, пройдите вон туда.
— Что вы хотите со мной сделать? — надменно проговорил ишан. — Мы святого образа жизни люди, не боимся ни мук, ни смерти.
— Успокойтесь, пройдите вон туда в мазар. Сойдите с дороги народа. Люди хотят работать. А вы мешаете им, вы встали на пути народа к счастью.
Тяжело опираясь на плечи мюридов, ишан ушел.
Он вновь согнулся, и голова его тряслась еще больше, чем раньше.
Когда командир проходил мимо шейхов, один из них встал и, поглядывая на двинувшуюся мимо толпу, подчеркнуто громко сказал:
— Командир, позвольте нам принять участие в работе.
— Нет, — крикнул чернобровый. Он вернулся в табор, чтобы взять кетмень. — Нет!
Несколько дехкан остановились, любопытные лица повернулись к чернобровому.
— Нет, друзья, — сказал он. — Нет. Дело, которое мы сейчас делаем, дело Ленина, великого Ленина, слово которого дошло до нас, до наших гор, и пусть слушают его те, к кому направлены эти слова. Мы будем работать на плотине сами, как велит нам Ленин. А этих дармоедов мы не подпустим и на сто шагов, чтобы их грязные руки не запачкали камней плотины, чтобы не опоганилась вода, которая потечет на наши поля.
И он ушел — уверенный, гордый своей силой.
«Как быстро меняется человек», — подумал Кошуба.
Он повернулся к плотине и долго смотрел на работу. Довольная улыбка играла на его загорелом лице.
Вдоль тела плотины, по дорожке, идущей по верху, и по бокам, на крупных бугристых скатах ее, вытянулись цепочки людей.
Уже не сотни, а тысячи камней и многопудовых обломков текли непрерывным потоком по рукам строителей с берега и низвергались в прорыв. Слышались только ритмические, могучие крики: «Xa! Xa!»
Уставшие выходили из цепочки передохнуть, но на их место моментально становились новые люди и с тем же возгласом — «Ха!» брались за работу.
Уже потащили фашины, связанные из прутьев ивняка. Уже засыпали мелкие отверстия песком и землей. Ниже плотины вода в потоке потеряла свой нежный лазоревый цвет и кристальный блеск, замутилась и стала похожа на густое кофе с молоком.
Работали все с увлечением. Общий труд захватил и старых и малых. Не видно было отстающих, уклоняющихся.
Среди строителей мелькали островерхие буденовки бойцов. Бойцы руководили работой и сами с азартом ворочали каменные глыбы.
То там, то здесь появлялась далеко заметная белая косоворотка Джалалова. Он временами задерживался среди остановившихся передохнуть дехкан.
Выразительная жестикуляция показывала, что он не теряет времени и агитирует со всей страстностью своего молодого сердца. А еще через секунду Джалалов, впрягшись в хомут из узловатых веревок, бок о бок с несколькими дехканами тянул уже огромный камень.
Плотина заметно выдвинулась в русло реки, а выше ее начало образовываться озерко внушительных размеров.
Вода медленно поднималась.
Время от времени кто–нибудь из строителей бежал к голове арыка и смотрел, много ли воде осталось до него.
«Еще не один день тяжелой работы понадобится, чтобы всерьез и надолго обуздать поток, — подумал Кошуба. — Сегодня они взяли рывком, но завтра нас здесь не будет. Хватит ли у них выдержки, чтобы довести дело до конца?»
Перед мысленным взором его возникла картина: громыхающий экскаватор вгрызается в гору, ворочает глыбы земли. Он видел как–то такую машину. Сюда бы ее! Вот дело бы пошло…
Ему не хотелось бросать так хорошо начатое дело. Но оставаться здесь было нельзя.
К северу вздымались гранитные бастионы хребта. Он хмуро глядел провалами черных ущелий и сеял в сердце тревогу. Там, где–то в ущелье, притаился Кудрат–бий, и кто его знает, что замышляет басмач?!
Быть может, сидит сейчас не так уж и далеко, с недоумением взирает в бинокль на непонятную для него затею красноармейцев и копит, и копит ярость.
— Время, время, — сердито пробормотал вслух Кошуба, опять взглянув на плотину. — Время. Недельку бы нам, только недельку. И тогда никакой паводок нас бы не напугал, а слава о коммунистическом субботнике разнеслась бы по всем горам и долинам, а может быть, понеслась бы и далеко на юг, за рубеж.
Он снова взглянул на поток. Ну, и силища в этой воде! Сколько огромных глыб сворачивает она. Сколько людских усилий пропадает зря… Эх, нет опоры у камней, нет связок. Беда, что он, Кошуба, ничего не понимает в ирригации.