Санджар Непобедимый
Шрифт:
На тропинке, взбегавшей из сая к святилищу, пуля поразила Кудрат–бия.
Хрипя, цепляясь еще сохранившими силу руками за седло, он опустился на придорожный камень. Мимо бежали его бандиты, но они оставались глухи и немы к мольбам курбаши. Прошли времена, когда его слова были законом, когда его имя заставляло их трепетать.
Еще год, полгода назад, может быть, они отстаивали бы Кудрат–бия грудью и сложили бы за него свои головы. Сейчас каждый думал только о том, чтобы унести ноги.
Затуманенным взором следил Кудрат–бий, как мимо, ведя на поводу лошадь, прошел ясаул, поддерживая простреленную руку, безмолвно, как тень, проскользнул Безбородый.
— Донесите меня до хауза, — простонал курбаши. Никто не обернулся.
Он терял сознание.
Облако затянуло луну. Кудрат–бий, открыл глаза, на него смотрел Ниязбек.
— Боже! — сказал он, узнав Кудрат–бия. — Что с вами?
— Умираю, — простонал курбаши, — я ранен…
На тропинке появились два басмача. Не разобрав, кто перед ними, они выставили перед собой руки и отчаянно завопили:
— Аман! Аман! — и в ужасе попятились назад.
— Да молчите вы! — прикрикнул Ниязбек.
Разглядев белую чалму и черную бороду, басмачи умолкли, но все еще жались в страхе друг к другу. Оружия у них не было. На шеях позвякивали конские уздечки, которые, по старинному обычаю, сдающиеся воины вешали на себя в знак покорности.
— Трусы!.. Зайцы!..
Разразившись бранью, Ниязбек заставил нукеров поднять грузного курбаши на лошадь. Медленным шагом двинулись они по узкой дорожке, поддерживая с обеих сторон тихо стонущего Кудрат–бия.
За чуть серевшим кирпичным зданием ханаки всадники свернули прямо в заросли. Видно, Ниязбек хорошо знал место; он вел своих спутников уверенно. Продравшись сквозь высокие кусты, они сразу же выбрались на открытый склон холма. Лошади, хрипя и фыркая, начали пятиться назад. Кругом в мутном свете ночи белели надгробия.
Сухая колючка потрескивала под копытами коней. Из–за стены, примыкавшей к кладбищу, донесся шум. С высоты седла Ниязбек мог разглядеть, что делается за стеной ханаки.
Слабый боковой свет озарял дикие лица дервишей. Они передвигались на определенном расстоянии друг от друга вдоль галереи, кружась на одной ноге. Одну руку дервиши держали поднятой вверх, другая была опущена. Посреди круга стоял пир и ритмично ударял ногой об пол. Слышалось не то пение, не то странная музыка, сопровождавшаяся глухими выкриками…
В мазаре происходил зикр — священный танец радения.
Но сейчас было не до молитв, и Ниязбек бесцеремонно крикнул:
— Эй, ишан, эй!
Никто не ответил. Дервиши продолжали кружиться.
— Эй, ишан!
Шумели деревья, где–то ворчала, плескаясь, речка, звенела старинная мелодия. Кудрат–бий застонал:
— Дайте подушку, дайте прилечь… кровь уходит.
Тогда Ниязбек соскочил с коня и исчез в тени, падающей от стены. Опять прозвучал его голос:
— Эй, ишан!
— Что надо?
Звякнул затвор калитки, послышались голоса. Ниязбек, повышая голос, уговаривал. Собеседник возражал.
Послышались шаркающие шаги. Из темноты вынырнули фигуры людей. Теперь можно было разобрать, что с Ниязбекрм приковылял Ползун.
Узнав его, Кудрат–бий радостно заволновался:
— Друг! Ишан, друг! Салом–алейкум!
— Валейкум — салом! Это вы, таксыр?
— Скорее, друг! Примите ищущего убежища под святым сводом. — Он говорил с трудом, делая паузы после каждого слова.
— Вы ранены? — спросил Ползун.
— Умираю… Осмотреть надо рану… с кровью вытекает из тела жизнь.
Он сделал движение, чтобы спуститься с седла. Басмачи засуетились, помогая ему.
— Стойте, не надо, — остановил их Ползун, — сюда нельзя.
Ниязбек возмутился:
— Почему? Неужели сам парваначи не найдет у святого Пайгамбара приют и исцеление? Как вы можете?!
— Да будет вам известно, Хызр–Пайгамбар — вечный странник, и милость он дает только тому, кто пускается в странствие. О, Хызр! — Ползун картинно поднял лицо к небу.
Ниязбек не мог говорить. он задыхался от злобы. А ишан, отбросив благочестивые разговоры, с цинической откровенностью высказал свои опасения:
— Нельзя! Если вас найдут здесь, мы погибнем, и вы не спасетесь. Скорее отправляйтесь дальше, не теряйте времени. За речкой в кишлаке Санг–и–Кабуд постучитесь в третьи ворота. Это дом помещика Махмуда. Он вас примет.
— Спрячь меня… У тебя есть тайник, — хрипел Кудрат–бий.
Перед затуманенным его взором метались черные тени. Кружилась голова под медлительные такты монотонной музыки.
Издалека донесся бесстрастный голос:
— Нельзя. Уезжайте. Сейчас здесь будут красные. Уже совсем беззвучно Кудрат–бий прошептал:
— Перевяжите рану… кровь…
Но никто его не слушал. По встряхиванию и покачиванию, отдававшимся тупой болью во всем теле, Али–Мардан понял, что лошадь снова двинулась вперед. Заваливаясь от слабости на луку седла, он хрипел:
— Собака! Яд в твоих словах, ядовитая слюна на твоих губах…
За спиной хлопнула калитка. Еще несколько минут доносились звуки заунывной музыки, потом все стихло.
Горечь поражения, гибель всех планов, падение величия и потеря власти — все это в воспаленном сознании Кудрат–бия стерлось, потонуло перед ужасным сознанием, что служители святилища прогнали его от своих дверей как бездомную собаку, отказали ему в помощи.
Сверкала и пенилась вода речки. Плясала холодная луна в струях потока.
Шел долгий и мучительный подъем. Копыта лошадей скрежетали по щебенке.
Потом, на спуске, каждый шаг отдавал болезненным ударом в мозгу. Силы уходили…