Санкта-Психо
Шрифт:
Ян медленно покачал головой:
— Это не Кристер. Это был…
— Это Кристер. Он у нас всегда был как бы… второй сорт. Конечно, тусовался он с нами, но был в самом низу.
— Я был в самом низу.
— Нет. Ты для нас ничего не значил… просто оказался на дороге.
Яна что-то словно ужалило. И он повернулся.
Затаившийся исчез.
И Торгни завертел головой:
— Филип? Где Филип?
Ян бросается к выходу. Чуть не сбивает с ног вошедшего покупателя и вылетает на морозную улицу. На улице народу прибавилось. Ни одного знакомого
Он видит свою «вольво», выезжающую с парковки. За рулем — Затаившийся, а рядом с ним маленькая головка. Пятилетний мальчик.
Ян бежит наперерез, машет руками, но Затаившийся даже не смотрит в его сторону. Сворачивает направо.
— Рёссель!
Мальчик, похоже, услышал его крик, повернул голову и посмотрел, но машина не останавливается.
Ян прекрасно понимает, куда везет мальчика Затаившийся. В лесной бункер с бетонными стенами. Он запрет его там — но на этот раз не на два дня. На недели, месяцы, может быть, навечно. Разве не об этом мечтал Ян? Последняя месть Банде четырех — похитить ребенка.
— Рёссель! Остановись!
Ему показалось, Рёссель повернул голову в его сторону, но скорости не снизил.
Ян бежит изо всех сил вдоль тротуара… что это? Машина замедлила ход и остановилась… нет. Красный свет. Рёссель показывает правый поворот и скрывается из виду вместе с сыном Торгни Фридмана. Бесследно. Навсегда.
Ян ничего не может предпринять. Что он наделал? Он горько, до боли в горле, раскаивается, что поддался на уговоры Рёсселя. Поддался? Разве это был не его выбор?
Примириться или отомстить? Он решил мстить.
Он ошибся в выборе.
54
Он сидит за рулем, следит за дорогой… Этот путь в ночи — уже не фантазия. На этот раз он выбрал иное. Он не поедет в Нордбру с Рёсселем, не будет встречаться с Торгни Фридманом, не примет участия в похищении его пятилетнего сына.
Как живо он представил себе все это, как наяву… но зато теперь у него нет никакого желания мстить. Он давно знает, что все фантазии о свирепой мести кончаются одинаково: ужас, раскаяние и одиночество.
Они ехали по ночной трассе уже почти час. Пригороды Гётеборга. Собственно, дорогу указывал Рёссель. Как только Ян сделал свой окончательный выбор, он отнял бритву от его горла.
— Я знал, что ты так решишь, — только и сказал он.
Рёссель сидит, развалившись на просторном заднем сиденье «вольво».
— Все правильно… скоро въедем в лес, и покажу тебе могилу. Я держу свое слово.
— А потом? Вернешься в больницу?
— А как же…
— Там есть хорошие психологи. Они тебе помогут.
— Психологи… — хохотнул Рёссель. — Психологи хотят подогнать ответы под свои шаблоны. Какое у тебя было детство, не было ли в роду умалишенных… Им надо найти причину: что там такое случилось в моем кошмарном детстве, что я колесил по стране на кемпере и отлавливал юнцов. Но такой причины нет! Мир, оказывается, не укладывается в их папки с психологическими моделями. Хочешь услышать, почему я это делал?
— Нет. Не хочу.
— Потому что я злодей. — Рёссель будто и не заметил ответа. — Потому что я — наследник Сатаны, повелитель жизни и смерти… А может, и не поэтому. Может, потому, что сопляки эти были пьяны и беззащитны, а я трезв и силен. Еще проще. — Он оттолкнулся от спинки сиденья и наклонился к Яну: — А может, я вообще ни в чем не виновен?
Яну вовсе не хочется выслушивать его признания.
— А ты был когда-нибудь в лесах под Нордбру?
— Нордбру? Нет… так далеко на север я не забирался.
Врет? Может быть, и нет… Может быть, простой ответ, который его подсознание вложило в уста Торгни Фридмана, и в самом деле все объясняет: один из Банды четырех сам убил двоих приятелей. Они издевались не только над Яном, но и над своим товарищем тоже — и он не выдержал.
В самом деле, Рёссель прав: мир не в одну модель не укладывается. Фундаментальная черта мироздания — непроглядная тьма. Ян вспомнил, как на уроке рисования учитель показывал «Черный квадрат» Малевича. Тогда это показалось ему розыгрышем.
Случайно глаз его падает на датчик топлива — стрелка вошла в красный сектор. Сейчас загорится желтая лампочка — он не заправлялся перед поездкой.
Впереди на дороге сияет логотип «Статойла» — желтая подкова на синем фоне.
— Пора залить бензин.
Молчание. Он смотрит в зеркало заднего вида — Рёссель опять откинулся на спинку и, похоже, дремлет. Ян решается обернуться — бритва лежит рядом на сиденье, рука — на баллончике со слезоточивым газом.
Ян решительно сворачивает на заправку, забитую темными фурами, подъезжает к колонке и достает из бумажника карточку. Наклоняется, чтобы выйти из машины, и в живот ему упираются взятые в последнюю секунду у Карла пластиковые наручники.
И что? Попытаться обезвредить Рёсселя, если представится возможность?
Или… может же так случиться: на заправку заезжает патрульная полицейская машина. Сдать им Рёсселя? Но тогда он никогда не узнает, где могила брата Лилиан.
А он именно за этим сюда и приехал. Рёссель обещал показать, где он закопал Йона Даниеля.
Ян набирает пин-код, сует пистолет в горловину бензобака и нажимает на курок, поглядывая на заднее сиденье. Голова и лицо Рёсселя не видны, скрыты крышей, Ян видит только грудь и ноги в серых больничных брюках. Неужели он и в самом деле заснул?
Он осматривается.
Ярко освещенные колонки выстроились по стойке «смирно». На стоянку въезжает еще одна четырнадцатиметровая фура.
Щелчок отсекателя. Бак полон. Он вынимает пистолет и бросает взгляд на машину.
На заднем сиденье никого нет. Рёссель исчез.
Исчез со своей бритвой и слезоточивым газом на поясе.
На парковке ни души. Но десятка полтора фур стоят чуть не в полуметре друг от друга, пройти между ними — как оказаться в лабиринте.
Он встает на четвереньки и смотрит им под брюхо. Никого. Никаких серых штанов.