"Савмак"
Шрифт:
– Слышим, батюшка-царь!
– дружным хором откликнулись все, кроме царевичей, на бесстрастных лицах которых во время речи отца не дрогнул ни один мускул.
– Исполните мою последнюю волю?
– Исполним, отец-владыка!
– Добро, - на губах Скилура мелькнула довольная улыбка.
– А вам, сыны мои, я наказываю, когда проводите меня к предкам, жить между собою дружно, по-братски, и повиноваться тому, кого скифы изберут своим владыкой-поводырём так же, как повиновались мне. Помните, что вражда и разбрат в царской семье - самая страшная беда, что может постигнуть нашу державу. Пока род Колаксая един - скифов никому не одолеть! Слышите меня?
– Слышим, батько!
–
– Поклянитесь же именем великого Ария на своих мечах, что никогда не взденете их друг на друга.
Царевичи достали из драгоценных ножен мечи и, держа их перед собой остриями вверх, один за другим произнесли, начиная с младшего, слова привселюдной клятвы:
– Клянусь великим Арием, повелителем всех воинов, никогда не поднимать этот меч...
– И любое другое оружие, - подсказал Скилур.
– ...и любое другое оружие на моих братьев Марепсемиса, Эминака и Лигдамиса. И да постигнет меня кара могучего Ария, если я когда-либо нарушу эту клятву по своей воле!
Палак, уверенный, что именно в его руки перейдёт вскоре отцовская золотая булава, произнёс слова клятвы весьма охотно. Под устремлёнными на него во всех сторон взглядами двух сотен пристальных глаз, он надрезал на левой руке подушечку большого пальца, приложился губами к окропленному кровью стальному клинку и бросил его обратно в ножны. Старшие братья последовали его примеру.
Как только Марепсемис вложил свой меч в ножны, Скилур объявил, что последние свои дни на этом свете он хочет прожить в родной степи, и со всеми попрощался. Вновь опершись на услужливо подставившего плечо Палака, царь сошёл с возвышения и вышел во двор. Старшие царевичи и все остальные молча повалили следом.
Белый, как снег, царский мерин в парадной упряжи, увешанной разноцветными кистями из волос павших от царской руки вражеских воинов, ждал царя у входа, удерживаемый под уздцы конюхом. Здесь же дожидались Скилура в дорожных одеждах обе царицы, царевна Сенамотис, жёны и дети Палака, кибитки которых в центре двора были уже запряжены, загружены всем необходимым и готовы к отъезду с царём в степь. По сторонам теснились около коней многочисленные телохранители царя и знати, а так же дворцовые слуги и служанки. Скрестив руки на груди, все низко поклонились царю.
Хотя солнце успело забраться высоко по горбатому хребту Таврских гор, прежней жары уже не было. Омытое вчерашней грозою небо голубело в редких разрывах молочно-белых облаков, пуховым одеялом прикрывших землю от горячих солнечных лучей.
Конь приветствовал старого хозяина после долгой разлуки негромким ржанием. Ласково потрепав его по морде и атласной шее, Скилур с помощью Палака сел на пришитую к чепраку на конской спине кожаную подушку. Благодаря зелью боспорского лекаря он снова мог ехать верхом! Следом сели на подведённых слугами коней царевичи и все остальные воины. Аттала, Опия, Сенамотис, жёны и дети Палака и их служанки поднялись по приставным лесенкам в свои кибитки: у цариц они были большие, шестиколёсные; у царевен - поменьше, на четырёх колёсах.
– Ну, что ж. Можно трогать помаленьку, - молвил Скилур и тронул пятками коня.
Миновав ворота цитадели, Скилур увидел, что площадь перед нею вся забита народом. Слухи разлетаются быстро: едва заслышав, что старый царь уезжает из своего каменного дворца умирать в вольную степь, жители скифской столицы, бросив все свои дела, сбежались на торговую площадь, чтобы в последний раз увидеть своего владыку живым. Помимо нескольких тысяч скифов (большинство заявилось из Нижнего города), были здесь и несколько сотен местных эллинов, теснившихся на широких ступенях возле храма Зевса.
Едва
Бросив прощальный взгляд на застывшего в бронзе нестареющего 50-летнего Скилура, старый царь въехал в широкую прямую улицу между эллинскими домами, в конце которой виднелись распахнутые настежь ворота с застывшей навытяжку по обе стороны стражей. Всё таким же размеренным шагом Скилур и его многочисленные спутники миновали городскую черту. Проехав ещё шагов тридцать, Скилур свернул с дороги к высившемуся чуть в стороне массивному сооружению в виде сложенной из гранитных валунов на высоту вытянутой вверх руки всадника необыкновенно широкой, прямоугольной, слегка сужающейся к верху башни. Это был мавзолей, спешно возведённый за время болезни Скилура эллинскими строителями под надзором Посидея, убедившего своего друга-царя променять традиционный скифский земляной курган на добротное каменное подземное жилище, в котором со временем обретут рядом с ним вечный покой кости его жён, детей и внуков. Снаружи мавзолей уже был почти готов, и сейчас штукатуры вместе с выписанным с Боспора живописцем трудились над его внутренней отделкой.
Скилур пожелал осмотреть своё последнее жилище. Ступив на широкую спину ставшего на четвереньки телохранителя, царь сошёл с коня. Подождав пока из подъехавшей кибитки вышла царица Аттала, он вместе с нею и Посидеем вошёл, пригнувшись, в низкий, широкий дромос и, бережно поддерживаемый ими под локти, спустился по крутым каменным ступеням внутрь склепа, только что спешно покинутого рабочими.
Внутри склеп был ярко освещён четырьмя большими светильниками на высоких треногах. Покатые, как у шатра стены и потолок склепа уже были оштукатурены и теперь сушились огнём, прежде чем боспорский мастер-живописец приступит к его росписи заранее обговоренными с Посидеем и самим Скилуром картинами, которые будут напоминать его обитателям со стен об их короткой земной жизни, а с куполовидного потолка - о небе, куда отлетели для жизни вечной их души. В центре склепа было оставлено прямоугольное возвышение высотой по колено, на котором, как на пьедестале, установят большой известняковый саркофаг, над которым наверху неподалёку от мавзолея сейчас трудилась пара искусных херсонесских камнерезов.
Посидей заверил, что у них ещё довольно времени и, к тому дню, когда Скилуру и Аттале придёт время вселяться в своё вечное жилище, здесь всё будет готово. Скилур удовлетворённо кивнул: этот надёжный каменный шатёр пришёлся ему по душе.
Медленно выбравшись по крутым ступеням наружу, Посидей попросил у Скилура дозволения возвести по соседству склеп для себя и своей родни.
– Надеюсь, мы не долго будем в разлуке, - высказал он пожелание, троекратно, по обычаю скифов, коснувшись щеками царских щёк, прежде чем Скилур вновь взгромоздился со спины телохранителя на своего коня.