Счастье - это теплый звездолет (Сборник)
Шрифт:
— Мистер Фентон ранен, Алтея, Наши друзья доставили нас сюда по воде. У тебя все в порядке?
— Да. — Алтея смущена и пристально вглядывается в нас. — А вы? Откуда этот свет?
Я машинально передаю ей идиотскую емкость с водой.
— Отдай это капитану, — резко бросает Рут. — Алтея, ты можешь подняться? Скорее, это важно.
— Иду.
— Нет-нет! — кричу я, но девушка уже перелезает через борт.
Лодка накреняется. Пришельцы начинают взволнованно щебетать, а их прибор издает стон:
— От-т-тдай сейчас… от-т-тдай…
— Que llega? [4] — Передо мной возникает лицо Эстебана, он яростно щурится на свет.
— Отними у нее эту штуку… — начинаю я, но голос Рут перекрывает мой:
— Капитан, помогите мистеру Фентону выбраться из лодки, он повредил ногу. Скорее, прошу вас.
— Черт, да стой ты! — кричу я, но крепкая рука обхватывает меня за талию.
Если индеец-майя поддерживает вас за пояс, поневоле приходится передвигать ноги. Я слышу крик: «Мама, что у тебя с рукой?» — и падаю на Эстебана. Мы барахтаемся по пояс в воде, я совершенно не чувствую ноги.
4
Что происходит? (исп.)
Когда я принимаю устойчивое положение, лодка уже в ярде от нас. Женщины о чем-то шепчутся, голова к голове.
— Держи их! — Я вырываюсь из рук Эстебана и бросаюсь вперед.
Рут встает на лодке и оборачивается лицом к пришельцам:
— Пожалуйста, заберите нас с собой. Мы хотим уйти вместе с вами, подальше отсюда.
— Рут! Эстебан, держи лодку! — Я бросаюсь вперед и снова оступаюсь.
Скрытые светом прожектора, инопланетяне взволнованно щебечут.
— Пожалуйста, заберите нас. Нам все равно, на что похожа ваша планета, мы научимся всему, согласны делать что угодно! Мы не доставим вам хлопот. Прошу вас, умоляю!
Лодка отходит все дальше.
— Рут, Алтея, не сходите с ума! Остановитесь… — Но я могу только барахтаться в иле, словно в ночном кошмаре, слыша голос из штатива:
— Не вернетесь… никогда… никогда…
Лицо Алтеи поворачивается к прибору, расцветает улыбкой.
— Я поняла! — кричит она. — Мы не хотим возвращаться. Пожалуйста, возьмите нас с собой!
Я кричу, Эстебан рядом тоже кричит, что-то про радио.
— Хо-ро-шо, — скрипит голос.
Внезапно Рут садится и прижимает Алтею к себе. В это мгновение Эстебан хватается за борт лодки.
— Держи их, Эстебан! Не давай ей уйти!
Индеец косится через плечо, во взгляде — полное безразличие. Я снова делаю отчаянную попытку схватиться за борт лодки и снова падаю. Когда я всплываю, Рут говорит пилоту:
— Мы уходим с этими людьми, капитан. Пожалуйста, заберите оплату из моего кошелька, он остался в кабине. А это отдайте мистеру Фентону.
Она передает ему что-то маленькое. Блокнот. Эстебан задумчиво берет его.
— Эстебан, нет!
И он отпускает руку.
— Спасибо, — произносит Рут, отплывая. Она повышает голос, преодолевая дрожь. — Это не доставит вам хлопот, Дон. Пожалуйста, отошлите телеграмму моей подруге, которая обо всем позаботится. — Затем добавляет, и это самое дикое из всего, что мне довелось услышать сегодня: — Она очень важная шишка, занимается обучением медсестер в Национальном институте здоровья.
Когда лодка удаляется, я слышу, как Алтея произносит что-то ободряющее.
Господи… В следующее мгновение раздается гул, и свет начинает убывать. Последнее, что остается от миссис Рут Парсонс и мисс Алтеи Парсонс, — два крошечных темных силуэта, словно от парочки опоссумов. Свет гаснет, гул набирает силу — и они исчезают, исчезают, исчезают навсегда.
Рядом в темной воде Эстебан ругается по-испански на весь белый свет.
— Это ее друзья, в своем роде, — вру я нескладно. — Кажется, она хотела уехать с ними.
Подчеркнуто молчаливый Эстебан тащит меня к самолету. Он лучше знает, чего можно ждать в здешних краях, а у индейцев-майя наверняка есть своя программа выживания. Кажется, с прошлого раза ему полегчало. Когда мы забираемся в самолет, я замечаю, что гамак перевесили.
Той же ночью, которую я почти не запомнил, ветер меняется. И в половине восьмого утра «сессна» приземляется на песок под безоблачными небесами.
К полудню мы добираемся до аэропорта Косумеля. Капитан Эстебан принимает оплату и без лишних слов удаляется вести войну со страховой компанией. Я оставляю чемоданы попутчиц у турагента, которому на все наплевать. Отправляю телеграмму миссис Присцилле Хейес Смит, тоже из Бетесды. После чего я наношу визит местному доктору и к трем пополудни сижу на террасе ресторана, с забинтованной ногой и двойной «Маргаритой», пытаясь осмыслить то, что случилось.
В телеграмме говорится: «Нам с Алтеей представилась редкая возможность совершить путешествие, будем отсутствовать несколько лет, пожалуйста, присмотри за нашими делами. Целую, Рут».
И ведь она написала это накануне вечером.
Я заказываю еще один двойной, жалея, что не разглядел как следует тот инопланетный предмет. Была ли на нем бирка «Сделано на Бетельгейзе»? Не важно, что там было, но обезуметь настолько, чтобы вообразить, будто?..
Не просто вообразить, а надеяться, строить планы. Иногда мне хочется уйти… Вот чем она занималась весь день. Ждала, надеялась, прикидывала, как вызволить Алтею. Чтобы отправиться вслепую на неведомую планету…
После третьей «Маргариты» я пытаюсь шутить про инопланетность женщин, но мне совсем не смешно. И я уверен, никаких последствий не будет, вообще никаких. Две женщины, одна из которых, возможно, беременна, отбыли к звездам, а ткань общества не шелохнулась. Интересно, все ли подруги миссис Парсонс живут в постоянной готовности воспользоваться удобным случаем, включая путешествие к другим планетам? И удастся ли миссис Парсонс вытащить к себе важную даму-миссис Присциллу Хейес Смит?
Мне остается только заказать еще коктейль, размышляя об Алтее. Какие светила увидит черноглазый отпрыск капитана Эстебана, когда и если родится на свет? «Собирайся, Алтея, мы отбываем с Ориона». — «Слушаюсь, мамочка». Выходит, это особая система воспитания? Л/ы прячемся поодиночке и парами в щелях механизма… Мне не привыкать к чужому миру… И все это совершенно искренне. Безумие. Как может женщина выбрать жизнь среди инопланетных чудищ, оставить свой мир, свой дом?
Когда «Маргариты» окончательно затуманивают мой мозг, безумный замысел Рут уступает место картине: две крошечные фигурки рядом в меркнущем инопланетном свете.
Два наших опоссума исчезли без следа.
ДЫМ ЕЕ ВОСХОДИЛ ВО ВЕКИ ВЕКОВ
Рывок, высвобождение — и он стоит на склоне горы, под ботинками щебень, под рукой в перчатке — капот ржавого пикапа тридцать пятого года. Морозный воздух врывается в молодые легкие, на ресницах иней. Вокруг унылая, продуваемая всеми ветрами чаша гор, рыжая в первых рассветных лучах. И никакого укрытия, ни деревца, ни валуна.