Счастье - это теплый звездолет (Сборник)
Шрифт:
На это даже Лори не способна. Наверняка все дело во мне, Я проецируюсь.
Ну хорошо, дело во мне.
Он снова ложится, напоминая себе, что пора уже организовать очередной всеобщий медосмотр. Хорошо бы также возобновить сеансы свободных ассоциаций: другие члены экипажа тоже страдают от стресса. Тиге им является, видите ли… В прошлый раз Аарон выявил два случая скрытой депрессии. И сеансы ему придется проводить самому, Коби люди не доверяют. Аарон ловит себя на самодовольстве. На самом деле люди охотней открываются Коби, чем ему. Может, я проецирую ауру холодной святости, как Лори. Он ухмыляется
Аарон рывком просыпается и обнаруживает, что уже в самом деле утро. Он вскакивает. Самочувствие отвратительное. Когда он выходит в коридор, за столом по ту сторону стеклянной стены обнаруживается Соланж. Аарону сразу становится лучше.
— Соли! Где тебя носило?
— Очень много проблем, Аарон. — Она хмурится. Суровый цветок. — Когда выйдешь, увидишь сам. Я тебе больше припасов давать не буду.
— Может, я и не выйду. — Аарон извлекает из автомата чашку с горячим пойлом.
— Как?! — На лице у цветка неверие и отчаяние. — Капитан Йелластон сказал — три недели, срок уже прошел, и ты совершенно здоров.
— Я не очень-то хорошо себя чувствую.
— Аарон, ты что, не хочешь выходить? — В темных глазах мерцает искорка, грудь наводит на мысли о жарком объятии.
Она согревает даже сквозь стекло. Аарон пытается послать тепло в ответ. Они близки уже пять лет, и Аарон ее очень любит, насколько позволяет его низкое либидо.
— Ты же знаешь, что хочу. — Аарон видит, как в кабинет заходит Коби с его распечатками. — Ну как я там, а, Билл? Есть ли симптомы инопланетной чумы?
Лицо Соланж снова отражает его чувства: нежность и тревогу. Она как будто играет роль в пьесе, думает Аарон. Если бронтозавр споткнется и ушибет палец на ноге, Соланж будет сочувственно причитать. Окажись она у креста на Голгофе, было бы то же самое. Впрочем, Аарон не может ее в этом винить. Если полосу пропускания разделить на всех, то на каждого достанется совсем чуть-чуть. Поэтому Соли оперирует на пониженных мощностях.
— На видео ничего не заметно, босс, вот разве что спите вы плоховато.
— Я знаю. Кошмары снятся. Слишком сильное возбуждение — вот зарытые трупы и полезли наружу. Когда выйду, проведем очередную общую диспансеризацию.
— Когда у врача проявляются симптомы, он обследует всех остальных, — бодро говорит Коби. Ухмылка почти незаметна. — Кстати, Тигр проснулся. Только что пописал.
— Хорошо. Я посмотрю, нельзя ли его вывести поесть.
Аарон входит в палату к Тиге и видит, что больной пытается сесть.
— Хочешь пойти позавтракать? — Аарон отцепляет от Тиге трубки и электроды, помогает ему выйти из палаты в коридор, к раздатчику еды. При виде Соланж рука Тиге взлетает в прежнем залихватском приветствии. Жутко видеть это машинальное движение, быстрое, ловкое; оно ненадолго скрывает травму. Тиге
— Позволь мне, Аарон, я все равно должна войти. — Соланж натягивает скафандр биологической защиты.
Она приносит очередную пачку записей, и Аарон идет по коридору в переговорную — записи обычно просматривают там. Строители «Центавра» отлично справились со своей задачей, думает он под бормотание сверочной программы («разница номинальная… номинальная… номинальная…», как и раньше). Они все предусмотрели — помещения для карантина, помещения для чего угодно, черт побери. Подумать только — межзвездный корабль. Я сижу в корабле меж звезд. «Центавр» — второй в истории человечества. Первым был «Пионер». Аарон учился в третьем классе, когда «Пионер» отправился к звезде Барнарда. Он уже заканчивал школу, когда пришел сигнал. Красный. Ничего не нашли.
Что там на орбите вокруг звезды Барнарда? Астероиды? Газовый шар? Аарон никогда не узнает, ведь «Пионер» не вернулся в зону, откуда можно послать структурированный сигнал. Аарон был уже стажером, когда «Пионер» признали погибшим. Позывные перестали приходить, зато в том направлении возник новый, слабый источник радиоволн. Что случилось? Нам не суждено узнать. «Пионер» был меньше, медленнее «Центавра». Строители «Центавра» многое переделали на основании данных, пришедших с «Пионера», пока он еще был на связи.
Аарон возвращается к записям, на автопилоте подавляя мысль о том, что будет, если «Центавр» в конце концов ничего не найдет. Они все научились об этом не думать. О том, что Земля не сможет отправить другую экспедицию в случае неудачи «Центавра». А даже если сможет — куда ее посылать? К Сириусу, за девять световых лет? Безнадежно. Даже десять лет назад на Земле едва хватило ресурсов и сил, чтобы построить «Центавр». Может быть, население Земли уже пожрало транспортные корабли, предназначенные для переселения в космос, бормочет подсознание Аарона. Даже если мы найдем планету, — может быть, уже сейчас слишком поздно и наш сигнал некому получить.
Он приказывает подсознанию заткнуться, убеждается, что в записях ничего нет, кроме пиков, отражающих его собственные ночные кошмары. У Лори показатели организма в покое высоковаты, но тоже в пределах нормы. У Тиге все цифры опять чуточку ниже вчерашних. Организм отказывает. Почему?
Пора собираться. Лори и Соланж ждут свистка — они должны явиться на финальное интервью, как это вежливо называет Йелластон. Лори опять подключат к датчикам. Аарон входит в отсек наблюдения и готовится наблюдать.
На экран врывается Фрэнк Фой и начинает отбарабанивать вопросы, определяющие нейтральную реакцию, — прелюдия к основному действу. Он не успевает закончить к приходу остальных. Повторяется сцена, мучительная для Аарона; он, однако, заставляет себя признать, что у Дона и Тима лица достойно-нейтральные. Они прошли подготовку для космонавтов и наверняка всё знают об унижениях тела и души.
Фой заканчивает. Капитан Йелластон запускает опечатанное записывающее устройство и заносит в протокол дату и время.