Счастливчик Джим
Шрифт:
– Конечно, и большое вам спасибо за помощь.
– Пустяки. А что вы намерены сделать с тумбочкой?
– Я уже думал об этом. В конце коридора есть маленький чуланчик со всяким хламом. Там полным-полно ломаной мебели, заплесневелых книг и прочей ерунды. Меня посылали туда вчера за нотным пюпитром – так он, кажется, называется? В этом чулане найдется местечко и для тумбочки – за старой французской ширмой, на которой намалеваны какие-то придворные маркизы, ну вы знаете – в широкополых шляпах и с банджо. Если бы вы могли выглянуть в коридор – посмотреть, свободен ли путь, я
– Идет. Блестящая мысль. Если спрятать эту тумбочку, никому и в голову не придет, что дыры прожжены сигаретой. Подумают, что вы порвали простыню, потому что вас мучил кошмар.
– Ничего себе кошмар – пробуравить ногами простыню и одеяло!
Она взглянула на него, полуоткрыв рот, затем начала смеяться. Смеясь, она присела на край постели, но тут же вскочила, и так поспешно, словно постель снова начата тлеть. Диксон тоже рассмеялся – не потому, что ему было весело, а потому, что он был признателен Кристине за ее смех. Они оба все еще продолжали смеяться, когда она, выглянув из ванной комнаты в коридор, поманила его за собой. Он схватил тумбочку и выбежал на площадку. И в эту минуту Маргарет внезапно распахнула дверь своей комнаты и увидела их.
– Что вы тут вытворяете, Джеймс? – спросила она.
Глава VII
– Мы только… Я только… Я хотел только отнести куда-нибудь эту тумбочку, – сказал Диксон, переводя взгляд с Кристины на Маргарет.
Кристина громко прыснула, не справившись с душившим ее хохотом. Маргарет спросила:
– Что это еще за бред?
– Это не бред, Маргарет, поверьте мне. Я…
– С разрешения всех присутствующих, – перебила его Кристина, – я бы предложила покончить сначала с тумбочкой, а потом уже объяснять, отчего да почему.
– Правильно, – сказал Диксон и, вобрав голову в плечи, ринулся дальше по коридору. В чулане он отшвырнул в сторону старую мишень для стрельбы из лука, успев скорчить ей гримасу – «лицо умалишенного крестьянина» (можно себе представить, свидетелем какой бездонной глупости была эта штука в свое время!), и запихнул тумбочку за ширму. Затем схватил валявшийся тут же кусок ветхого шелкового покрывала и накинул его на тумбочку. Поверх этой импровизированной скатерти он положил две фехтовальные рапиры, какую-то книжку под названием «Испанский урок» и, наконец, игрушечный комодик, набитый, без сомнения, различными сувенирами вроде морских раковин и детских локонов. В довершение всего он прислонил к пирамиде старый треножник, вероятно, предназначавшийся для какого-нибудь фотографического или астрономического баловства. Затем, отступив на шаг и окинув взглядом все сооружение, он нашел, что оно выглядит превосходно: никто не усомнился бы в том, что все эти предметы провели здесь не один десяток лет в таком тесном соседстве. На мгновение Диксон закрыл глаза, улыбнулся и тут же возвратился к будничной действительности.
Маргарет ждала его в дверях своей спальни. Один уголок ее рта был чуть-чуть опущен – кривая усмешка, столь хорошо знакомая ему. Кристина Кэллегэн исчезла.
– Так что же все это значит, Джеймс?
Он притворил за собой дверь и принялся объяснять. И пока он говорил – и устроенный им пожар, и меры, принятые, чтобы скрыть его последствия, впервые предстали ему в смешном виде. Уж, конечно, Маргарет, большая любительница такого рода историй, найдет случившееся смешным, тем более что сама она никак в этом не замешана. Примерно такие соображения он и высказал, заканчивая свое повествование.
Но Маргарет все с той же кривой усмешкой возразила:
– Да, я вижу, что вы и та особа очень веселились.
– А почему бы и нет?
– Сделайте одолжение. И вообще, при чем здесь я? Просто мне все это кажется довольно ребячливым и глупым, больше ничего.
Сделав над собой усилие, он сказал:
– Послушайте, Маргарет, я понимаю, как вам все это представляется. Но поймите и вы: ведь дело в том, что я не хотел сжечь эти проклятые одеяла. А раз уж так получилось, нужно было что-то предпринять, верно?
– А пойти к миссис Уэлч и извиниться вы, разумеется, никак не могли?
– Разумеется. Разумеется, не мог. Я вылетел бы из университета в одну секунду. – Он достал две сигареты, закурил и предложил Маргарет, стараясь припомнить, советовала ли приятельница Бертрана пойти и покаяться во всем миссис Уэлч. «Нет, кажется, не советовала», – подумал он и удивился.
– Вы еще быстрее вылетите из университета, если только миссис Уэлч обнаружит эту тумбочку в чулане.
– Никогда она ее не обнаружит, – сказал он запальчиво, принимаясь шагать из угла в угол.
– А как же одеяла? Вы говорите, что Кристина Кэллегэн посоветовала вам перестлать постель?
– Ну и что? При чем здесь одеяла?
– Вы, кажется, теперь поладили с ней куда лучше, чем вчера вечером.
– Да. Ведь это хорошо, правда?
– Между прочим, я считаю, что она была чудовищно груба сейчас.
– Как это так?
– Ввязалась в наш разговор и приказала вам, как мальчишке, убрать тумбочку.
Удивленный тем, что его самостоятельность взята под сомнение, Диксон сказал:
– Вы все это выдумали, Маргарет. Она была абсолютно права – кто-нибудь из Уэлчей мог в любую минуту нагрянуть сюда. И уж если кто ввязался в разговор, так это вы, а не она. – Еще не договорив до конца, он уже пожалел об этих словах.
Маргарет смотрела на него во все глаза, рот ее приоткрылся. Затем она резко отвернулась.
– Очень сожалею. Больше никогда не буду «ввязываться в ваши разговоры».
– Послушайте, Маргарет, вы же знаете, что я совсем не то хотел сказать. Не глупите. Я ведь только…
Повысив голос и с видимым усилием сохраняя самообладание, она сказала:
– Пожалуйста, уходите.
Диксон попытался прогнать неотвязную мысль о том, что Маргарет совсем не плохо справляется с ролью да и поставлена сцена недурно, но у него ничего не вышло, и он рассердился на себя. Стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее и прочувствованнее, он произнес:
– Вы не должны гак к этому относиться. Я сказал страшную, чудовищную глупость, признаю. Но я ведь не в том смысле сказал, что вы ввязались в разговор, совсем не в том… Вы сами понимаете…