Седьмой лорд
Шрифт:
После долгого молчания У Си немного смягчился, но продолжил настаивать на своем:
— Я думаю, ты ошибаешься. Из-за меня второй принц стал твоим врагом?
— О чем ты думаешь? — рассмеялся Цзин Ци. — Как все может быть настолько просто?
У Си опустил глаза и через некоторое время шепотом продолжил:
— Теперь я понял.
— Что понял?
— Ты близок с наследным принцем и хочешь, чтобы он стал императором, поэтому второй принц твой враг, так?
На мгновение Цзин Ци удивился, не зная, как объяснить. Некоторые вопросы не имели за собой ответов.
Цзин Ци вспомнил, как впервые открыл глаза в этой жизни, вспомнил, как близость с Хэлянь И пробуждала в нем такую неловкость, словно его тело обливали ледяной водой или бросали в огонь. В то время он думал лишь, как бы держаться подальше. Какой хаос не окружал бы его, в этой жизни он хотел просто быть богатым бездельником, есть и ждать смерти.
Однако в душе он понимал, еще когда впервые открыл глаза, что мир вокруг изменился. Сможет ли нынешний Хэлянь И взойти на трон без его помощи? Если нет... сможет ли он сам безучастно наблюдать за падением Дацина? Сможет ли он остаться равнодушным, видя собственную страну претерпевающей бесчисленные трудности и страдания?
Когда Цзин Ци вошел во дворец, чтобы учиться у императорского наставника Чжоу, первым делом ему объяснили, о чем нужно читать книги: не о золотых чертогах, не о красоте, подобной нефриту, но о необходимости посвятить сердце небу и земле, посвятить жизнь служению народу, посвятить ум продолжению забытых наук мудрецов древности и посвятить себя обеспечению великого спокойствия во всех поколениях.
Императорский наставник Чжоу лишь читал по книгам, не открываясь от текста. Понимал он что-то или нет, но эти слова укоренились в подсознании Цзин Бэйюаня.
Небо не знает личных побуждений. Земля не знает личных побуждений. Солнце и луна не знают личных побуждений. Совершенные мудрецы тоже не знают личных побуждений.
Цзин Бэйюань не осмеливался, подобно мудрецам древности, раньше всех горевать над горем Поднебесной и после всех радоваться ее радостям. Однако он носил фамилию Цзин — фамилию первого князя Дацина не императорского рода. Этой славы его предки добились своей кровью.
Жизнь смертного состоит всего из нескольких осеней — если бы время мира и процветания тянулось вечно, он мог бы погрязнуть в пороке, слушать музыку и пение красавиц и купаться в богатстве. Однако сердце Цзин Ци переполняли мириады забот о государстве, а на плечах он нес фамилию своих предков и гордость княжеского рода Наньнина.
В конце концов, Цзин Ци только тихонько вздохнул:
— Это не ради него. Некоторые вещи... тебе только предстоит понять.
У Си почувствовал, как беззаботная улыбка сидящего напротив человека помрачнела, словно от усталости и грусти, с которой ничего нельзя было сделать.
Точно как Великий Шаман в тот день, когда У Си отправлялся в Дацин, — слов много, но сил сказать их нет.
У Си сжал кулаки, но потом расслабился и лишь спустя какое-то время заговорил:
— Делай, что хочешь. Я не разбираюсь в делах ваших людей, только знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда.
— Откуда ты знаешь,
— Я должен тебе. Даже если ты причинишь мне боль, это будет честно, — сказал У Си. — Ты оказался в опасности из-за меня. Ну Аха также рассказал, что ты тайно присылал Пин Аня, чтобы помочь мне. Я считаю тебя другом, а друзья не могут навредить.
Цзин Ци помолчал, но потом спросил:
— Ты помнишь, что сказал во сне, когда мучился жаром?
У Си удивленно покачал головой:
— Что я сказал?
Значит, не помнит.
— Неважно, — улыбнулся Цзин Ци. — У людей центральных равнин есть такое понятие как «судьба». Мы связаны судьбой, потому я тоже считаю тебя другом. Никакой пользы от дружбы со мной нет, однако в свободное время мне нравится давать друзьям пару тумаков. Естественно, в момент опасности я тем более не пожалею жизни ради друзей.
Затем он встал, поправил рукава одежды и схватил У Си:
— Пошли, развлечемся.
У Си, неожиданно поднявшись на ноги, спросил:
— Куда мы идем?
— Столица огромна, — рассмеялся Цзин Ци. — Развлечений здесь хоть отбавляй. Если говорить о мастерах вести сытую веселую жизнь, то во всей столице я осмелюсь называться вторым.
— А кто первый? — удивленно спросил У Си.
Цзин Ци молча улыбнулся.
Первый? Мы все под ногами императора. Кто посмеет назваться первым?
Глава 21. «Борьба драконов и тигров»
По прошествии первого месяца нового года все волнения в столице улеглись.
У Си в конце концов был молод, а его рана — несерьезной, потому в скором времени он снова смог прыгать и бегать. За последние десять дней он успел вступить в сговор с Цзин Ци и вместе с ним объездить весь город.
Когда У Си прибыл в столицу, ему было немногим больше десяти. К удивлению многих, за последние несколько лет он научился сдерживать гнев и выносить одиночество своего поместья — только ядовитые создания составляли ему компанию, а проявлять осторожность с другими людьми вошло в привычку. Тем не менее, Цзин Ци бесцеремонно распахнул эту дверь и окунул его в праздную, развратную жизнь столицы.
Наслаждался ли он песнями, опираясь на перила, слушал ли истории в чайном доме, смотрел ли пьесы в «грушевом саду» [1], изучал ли изящные народные обычаи прошлого и настоящего, любовался ли прекрасными пейзажами – Цзин Ци не посрамил оценку, которую однажды дал ему Хэлянь И, в ярости топнув ногой: «Великий смутьян» [2].
Впрочем, все это для У Си было совершенно неважно. Несмотря на молодость, он обладал врожденной склонностью к тишине и ненавистью к шуму. Цзин Ци хоть и умел наслаждаться всеми благами жизни, для У Си они поначалу были новыми и чужими. Даже спустя какое-то время он все еще считал их слишком шумными, потому не смог приспособиться. Однако этот упрямый ребенок признавал, что Цзин Ци его друг, и верил всей душой, что, раз уж Цзин Ци пригласил его, само собой, нужно составить ему компанию и не разочаровать.