Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Хорошо, господин! Очень хорошо, – одобрил его главный охотник, грубый старик, крепкий, как мореный дуб. – Многие перестали бы подтягивать после первого раза.
– Потом седло бы соскочило и этот дурак свалился, а может, к обеду и сломал бы себе позвоночник…
Самурай засмеялся:
– И заслуженно, господин!
Вокруг конюшни суетились телохранители, сокольничие несли ястребов и соколов с колпачками на головах. Тэцуко – сокол-сапсан, самка – сидела на почетном месте, и рядом с ней, подчеркивая ее размеры, – единственная самка ястреба-перепелятника Кого с незакрытой головой,
– Доброе утро, отец, – обратился к нему Нага, подводя свою лошадь.
– Доброе утро, сын мой. Где твой брат?
– Господин Судара ждет в лагере, отец.
– Хорошо. – Торанага улыбнулся юноше. Потом, чувствуя к нему особую симпатию, отвел его в сторону. – Слушай, сын мой: вместо того чтобы ехать на охоту, напиши боевые приказы, а я подпишу их, когда вернусь сегодня вечером.
– О, отец! – Нага чуть не лопался от гордости – ему оказали честь формально поднять перчатку, брошенную Исидо: тот собственноручно изложил решение вчерашнего военного совета – армиям выдвинуться к перевалам. – Спасибо, отец, спасибо!
– Далее: мушкетному полку приказано на рассвете выступить в Хаконэ. Еще: обоз из Эдо придет завтра после обеда. Проверить, чтобы все было готово!
– Да, конечно. Когда мы начнем бой?
– Очень скоро. Вчера вечером я получил известие: Исидо и наследник выехали из Осаки – провести смотр войскам. Началось…
– Пожалуйста, простите меня, что я не могу полететь в Осаку, как Тэцуко, и убить его, Кияму и Оноси – решить все так, чтобы не беспокоить вас.
– Спасибо, сын мой! – Торанага не собирался говорить ему о тех чудовищных трудностях, которые на самом деле надо преодолеть, прежде чем враг будет повержен. Он осмотрелся вокруг. Все сокольничие готовы, телохранители – тоже. Он окликнул главного охотника: – Сначала я заеду в лагерь, потом мы проедем по дороге вдоль берега, на четыре ри к северу.
– Но загонщики уже в горах… – Главный охотник проглотил окончание фразы и попытался исправиться: – Прошу меня простить… Э-э-э… я, наверное, съел что-то несвежее.
– Да, наверное. Может быть, тебе стоит передать обязанности кому-нибудь другому? Или на твою голову действует геморрой, прошу прощения? – Если бы Торанага не использовал охоту как прикрытие, он сразу сменил бы егеря.
– Прошу прощения, господин. – Старый самурай был смущен. – Могу я спросить… э… вы собираетесь охотиться в тех местах, что выбрали вчера вечером, или… э… хотели бы поохотиться вдоль побережья?
– Вдоль побережья.
– Конечно, господин. Прошу меня простить, теперь я могу внести все изменения. – Он кинулся исполнять. Торанага проводил его взглядом. «Пора ему в отставку», – подумал он беззлобно. Потом заметил Оми: тот входил на конюшню вместе с сильно хромающим молодым самураем, чье лицо носило след глубокой свежей раны – напоминание о схватке в Осаке.
– Ах, Оми-сан! – Торанага ответил на его приветствие. – Это тот человек?
– Да, господин.
Торанага отвел их обоих в сторону и со знанием дела допросил самурая. Он делал это из любезности к Оми, ибо уже говорил с самураем, еще в первый вечер, и пришел к твердому выводу. Он и Андзин-сан
– Пожалуйста, изложите мне все своими словами, Марико-сан, – потребовал он, перед тем как она выехала из Эдо в Осаку.
– Я собираюсь отдать корабль его врагам. Это правильно, господин?
– Нет, госпожа. – Он видел, как ее глаза наполняются слезами. – Нет. Я повторяю: вы должны сообщить все эти секреты, о которых рассказали мне, Цукку-сан – здесь, в Эдо; потом – главному священнику и Кияме в Осаке; скажите всем, что без корабля Андзин-сан им не опасен. Я вам предлагаю – напишите ему сейчас письмо.
– Тогда они уничтожат корабль.
– Они попытаются сделать это. Они ведь все равно об этом думают, вы не сообщите им ничего нового.
– Вы можете спасти его корабль, господин?
– Его будут охранять четыре тысячи самураев.
– Но если им это удастся… Андзин-сан никому не нужен без своего корабля. Я буду просить, чтобы ему сохранили жизнь.
– Вы не должны этого делать, Марико-сан. Заверяю вас, что мне он нужен, с кораблем или без корабля. Обещаю вам. В письме напишите ему: если корабль будет уничтожен, пусть построит новый.
– Что, господин?
– Вы говорили мне – он это умеет. Вы уверены? Если я дам ему плотников и кузнецов?
– О да. О, как вы умны! Да, он много раз говорил, что учился строительству кораблей…
– Вы совершенно уверены, Марико-сан?
– Да, господин. Так вы думаете, что священники-христиане добьются своего, несмотря на четыре тысячи человек охраны?
– Да. Прошу прощения, но они ни за что не оставят корабль в покое или его – в живых, пока он может выйти в море. Это будет слишком большая угроза. Этот корабль обречен – придется уступить его. Но только вы и я знаем и должны учитывать: его единственная надежда – построить новое судно. Я единственный человек, который может помочь ему в этом. Решите для меня это дело с Осакой, и я прослежу, чтобы он построил свой корабль.
«Я сказал ей правду… – подумал Торанага теперь, в Иокогаме, на рассвете, вдыхая запах конского навоза и пота… Он едва слушал теперь раненого самурая и Оми – тосковал о Марико. – Жизнь так печальна…» Он устал от этих людей, от Осаки, от игр, которые приносят столько страданий живым. Но ставки в этих играх очень велики.
– Благодарю тебя, Косами. – Он дождался, когда самурай кончил свой рассказ. – Ты хорошо со всем справился. Пожалуйста, пойдемте со мной, вы оба.
Торанага подошел к своей кобыле и еще раз пнул ее коленом в живот. Она тихонько заржала, но подтянуть подпругу он уже не смог.
– Лошади еще ненадежнее, чем люди! – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, вскочил в седло и поскакал, сопровождаемый телохранителями, Оми и Косами.
На плато он остановился. Все приветствовали его: Бунтаро с соколом на руке, Ябу, Хиромацу и Судара.
– Доброе утро! – бодро ответил он и сделал знак Оми, что хочет с ним поговорить.
Он уже знал, что все готово, Судара послал своих людей в горы проверить, как ведут себя загонщики. И вот теперь он заявил Сударе: