Секретный узник

Парнов Еремей Иудович

– Это успеется. Я думаю, вам не стоит особенно торопиться. Карл. Лучше включитесь в игру. Вы меня поняли?

– Ясно, группенфюрер. Будет исполнено.

– Хорошо. Действуйте в контакте с Зибертом и смотрите, чтобы он не наделал глупостей с этой красной фрау.

Гейдрих дал отбой, и Гиринг вышел из-за стола.

– Хватит на сегодня, - сказал он, всем телом ощущая удивившую его самого апатию.

Эсэсовцы завязали Тельману разбитый затылок и лоб полотенцем. Снова потом вытащили из кресла и посадили на табурет.

– Одевайся, - Вилли швырнул ему измятую рубашку и жилет.
– И повернись лицом к стене. Если обернешься, буду стрелять.
– Он расстегнул кобуру на животе и вынул "вальтер".

Тельман сразу же обернулся и посмотрел на Вилли. Тот не выдержал взгляда и отвернулся. Одни только глаза остались прежними на истерзанной, неузнаваемой голове.

– Сволочь, - сказал эсэсовец и спрятал револьвер.
– Ладно, - махнул он рукой.
– Позвоните в столовую, пусть принесут нам чего-нибудь.

Долговязый тут же подскочил к телефонному столику и нажал кнопку.

Когда открылась дверь и вошел в белой коротенькой курточке кельнер, никто уже не заставлял Тельмана смотреть в стену. И невредимые его глаза, страшные, потому что искалечено было лицо, заставили кельнера закусить губу и покачать головой. Но он ничего не сказал, поскольку был исправным членом партии и дорожил хлебным местом в гестаповской столовой.

Когда он возвратился с сосисками, капустой и холодным пивом, Тельмана в комнате уже не было. В стальной кабине лифта его спустили в подвальную тюрьму и бросили в камеру, прямо на каменный пол.

Шел уже одиннадцатый час, и попечение об арестантах на сегодня было закончено. Поэтому Тельман не получил даже воды. Если человеку после "усиленного" допроса не дают воды, значит, пытка продолжается, и нечего надеяться смягчить ее криком и ударами в дверь. А пить хотелось. И рот горел, как прокаленная солнцем растрескавшаяся пустыня.

Из брошюры Г. Димитрова "Спасем Эрнста Тельмана!"

Москва, 1934 г.

...Надо использовать все возможные пути, чтобы широкие слои

германского населения узнали о том, что пролетариат и все честные

люди во всем мире питают к Тельману и вместе с ним к угнетенному

германскому народу чувство горячей любви и братской солидарности, что

они исполнены решительной готовности его спасти.

Ни один из противников фашизма за границей, если он посетит

Германию, или если в Германию едет его родственник или знакомый, или

если он посылает по почте письма или посылки в Германию, не должен

упускать ни одного случая, чтобы в какой бы то ни было форме бросить

в "Третью империю" клич:

"Свободу Эрнсту Тельману!"

...Спасение Тельмана - дело чести международного пролетариата, долг каждого честно мыслящего человека во всем мире.

Глава 25

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ СОВЕТ

Взяв умолочника две бутылки молока, Роза по привычке заглянула в дыронки почтового ящика. Там что-то белело. Скорее всего письмо: для газет еще слишком рано. Она открыла ящик и достала белый конверт со штампом школы домоводства, где училась Ирма.

Опять что-нибудь стряслось, подумала она, разрывая конверт. Ну конечно, так и есть. Директор вызывал ее к десяти утра для беседы. Поставив бутылки в кухонный шкафчик, она осторожно приоткрыла дверь в комнату дочери. Ирма уже встала. Выгнувшись упругой дугой, стояла она на лоскутном коврике. Как всегда, она выполняла гимнастические упражнения в туго облегающем красном трико. Ветер надувал занавески. Свежо и остро пахло душистым горошком с балкона.

Совсем уже взрослая, подумала Роза, глядя на дочь, настоящая юная женщина.

Ирма выпрямилась, откинула волосы со лба, легко подпрыгнула и, расслабившись, перешла к дыхательным упражнениям.

– Меня вызывают к директору, девочка.
– Роза протянула ей отпечатанный на машинке листок.

– Знаю, - кивнула Ирма.
– Меня тоже.

– Что ж ты мне не сказала?

– Ты же знаешь, мам, я вчера поздно вернулась. Жалко было тебя будить.

– Что случилось?

– Ах, все это пустяки, - нахмурилась Ирма.
– Радуйся, что эта повестка не из гестапо. Как-нибудь переживем.

– Это верно! Но все-таки я хотела бы узнать все от тебя, а не от директора.

– Ах, мама!
– покачала головой Ирма.
– Что случилось? А ничего! Понимаешь? Ни-че-го.

– И все же...

– Опять то же самое, - Ирма махнула рукой.
– Старая песня.

– Как в коммерческом училище?

– Угу. Как в коммерческом училище. Как в чудном коммерческом училище у дивных Берлинских ворот.
– Она закружилась по комнате, плавно покачивая руками.

– Не понимаю, чему ты радуешься?

– Ничему... Может, солнцу, может, утру. А что я могу сделать?

– Мы же не раз говорили с тобой об этом, девочка, - Роза присела на край кровати, все еще держа повестку в руках.
– От тебя требуется не только упорство и мужество, но и терпение. Величайшее терпение, Ирма. Я знаю: это Трудно. Но разве отцу легко? Ты должна быть твердой и думать только об учении. Здесь твоя победа над ними. Понимаешь, Ирма?

– Понимаю. Я все хорошо понимаю. Но и ты пойми! Ведь в коммерческом...