Секториум
Шрифт:
Веревка натянулась, гнездо заскрипело, скала закачалась. Я выбралась из укрытия, соскользнула с края пропасти, повисла на поясе и вспомнила про обет тишины. Интуиция подсказывала, что лучше не двигаться, не просить о помощи, не напоминать о себе. Было бы совсем хорошо, если б Ясо догадался пристегнуть меня к своей спине, как рюкзак, но флионер все делал правильно: он замерял глубины свежих расщелин моим телом, раскачивающимся на длинной веревке, и таким образом прокладывал оптимальный маршрут. Ветер залег на дне ущелья, сверху сыпалась каменная крошка, вокруг были отвесные
Ясо отстегнул меня от карабина на уступе. Скала гудела под ногами, кровь стыла в жилах, пленки тумана закрывали поляну, вползали в расщелины, скалы торчали из белого океана, которому не было видно конца.
— Начинается землетрясение, — сказал Ясо. — Нас не увидят, если быстро туда и обратно.
«Стакан» поднялся над облаком, в котором утопали вершины гор. Мы отправились на юг и почти достигли границы земель клана, когда краешек солнца приподнялся над восточным горизонтом.
Каньон я узнала издалека. Этот гигантский разлом в планетарной коре, ярко рыжего цвета, был виден с орбиты. Вблизи он представлял собой пропасть, края которой расходились на десятки километров, а дно не просматривалось из-за постоянных сумерек на глубине. Мы снова погрузились в ночь. Колокол снижался в каньон, а я представляла себе, как волна землетрясения докатится сюда от северных широт и захлопнет нас, как мух в саквояже. Внизу блестела вода и когда, наконец, мы достигли глинистого берега, «стакан» соскользнул, опрокинулся, и Ясо пришлось вручную ставить его вертикально.
Сначала не было видно ничего, но, когда утренний свет пропитал подземелье, на стенах каньона проявилось несколько белесых продолговатых предметов, формой напоминающих личинки насекомых, размером не уступающих стервятнику-флиону. Их прозрачные головы опускались к воде, а множество острых лапок впивалось в мягкую породу. Флионы шевелились, их лапки беспорядочно двигались, словно боялись оторваться от расщелины.
— Алгопланы? — спросила я.
— Никто не знает, как летит алгоплан. Он летит, как хочет. Но если пилот может управлять флионом, он летит, как хочет пилот.
— Почему они такие страшные?
— Алгопланы опасны. Отец сам на них не летает.
— А ты?
— Я могу, — похвастал Ясо. — Я летал вон на том, — он не без гордости указал на самый крупный личиноподобный объект.
— Там нет жил?
— Там нет управления, кроме головы пилота. Не веришь, посмотри.
— Значит, и я смогу полететь?
— Полететь — да, а приземлиться — навряд ли.
— Договорились. Я взлетаю, а ты сажаешь.
Ясо засомневался.
— Хоть раз в жизни позволь мне взлететь. Хоть на чем-нибудь. Хоть невысоко. Если нас увидят со станции, я скажу, что сама во всем виновата.
— Не увидят, — успокоил Ясо. — Алгоплан невидим радару.
Он подобрался к «голове» флиона и разорвал оболочку. Снаружи кабина была похожа на двухкамерный пузырь, изнутри — на малый вертолет, лишенный панелей управления. Мы разместились напротив друг друга. Ясо стал медитировать. Флион зашевелился активнее. Разорванная оболочка слиплась, загерметизировала нас в отсеке и образовала рубец. Я осмотрелась: никаких приборов не было и в помине. Ясо углублялся в медитацию. «Личина» то отпускала лапки, то снова впивалась ими в стену каньона.
— Не получается, — наконец-то признал пилот и собрался закончить безнадежное мероприятие, но в тот же момент флион, отцепившись от стены, стал подниматься вверх. Мы воспарили над змеевидным озером и устремились к лучам восходящего солнца.
Ясо ушел в себя. Я не успевала смотреть по сторонам. Вокруг мелькали то стены каньона, то небо, то темные воды озера. Нас переворачивало. Флион изгибался. Перегрузок не чувствовалось совсем. Тишина стояла вокруг. Среди этой тишины я услышала спокойный голос пилота:
— Выйдем на равнину, прыгай в траву.
— Что? — удивилась я.
— Выйдем из каньона, разрывай оболочку и прыгай. Потом объясню.
— Нет, объясни сейчас.
Солнце заиграло в воздушных пузырьках. Мы поднялись над пропастью. Край земли, покрытый травой, в секунду пронесся мимо, рванулся вниз, вверх, вбок и оказался от меня в десятке метров. Флион шел в небо со скоростью воздушного пузыря со дна стакана.
— Прыгай вниз! — крикнул Ясо и разорвал оболочку.
— Нет!
— Прыгай, а то будет поздно! Прыгай, если хочешь жить!
Я вцепилась в мякоть флиона. Щель слиплась. Ясо сжал кулаки и зажмурился.
— Не пугай меня! Объясни, в чем дело?
— Прыгай вниз, — повторил он, — пока еще не поздно. Я найду твое тело, на станции его восстановят.
— Извини, не могу. Прыгай сам.
— Ты не посадишь флион. Мы оба погибнем.
— Не надо меня разыгрывать! Лучше разворачивайся!
— Я не управляю флионом.
— А кто управляет?
— Он идет сам. Он уйдет в космос, и радары нас не найдут, пока мы в теле флиона. Если ты прыгнешь вниз, я смогу его посадить.
— Но у меня нет парашюта. Давай вместе?
— Мы разобьемся вместе. В южных землях нас не увидят. Я сам найду твое тело. Его можно будет восстановить.
— Лучше попробуй приземлить эту хреновину! Ты же смог взлететь!
— Не я, — нервничал Ясо. — Машина сама поднялась и идет в космос.
Действительно, мы уже преодолели внушительное расстояние от грунта и продолжали набирать высоту.
— Попробуй, Ясо! Еще раз попробуй!
— Нельзя. Ты алгоник, как отец. При тебе матричный узел не управляется, — в его интонациях стала появляться обреченность. — Все. Зачем ты смотришь вниз. Прыгать поздно.
Космос накрывал нас черным куполом. Флио-Мегаполис утопал в свете, линия горизонта приобретала округлость.
— Ты же из Хартии! Почему я не подумал?! — казнил себя Ясо. — Пока ты в теле флиона, он нейтрален.
— А если выйду за оболочку?
— Сгоришь в атмосфере. Я посажу флион, а ты сгоришь.
— Неужели здесь нет поисковых маяков? Если алгопланы выходят за орбиту, должны быть какие-то меры безопасности!
Ясо молчал. Алгоплан раздуло в верхних слоях атмосферы. Его движения стали плавными. Он перестал напоминать личинку, принял вид бесформенной губки.