Секториум
Шрифт:
— Ты знаешь его? — спросил Миша, не поднимаясь с земли. — Димочку этого…
— Какого Димочку? Диброва? Конечно. Кто ж его не знает? Пойдем, Миша. Не сиди здесь, как бедный родственник.
Миша нехотя поднялся на ноги и, прихватив бутылку, поволокся за мной. Пока я собирала посуду и наводила порядок в окрестностях стола, он сосредоточенно изучал бутылочную этикетку.
— Познакомь меня с ним, — вдруг сказал он.
— С кем?
— С Дибровым.
— Здрасьте, приехали! Как же я это сделаю, если сама с ним не знакома?
— Ты
— Да, я его знаю, а он меня нет. Это не дает мне права вас знакомить.
— Давай сделаем так: ты мне его покажешь, а дальше я сам разберусь.
— Смотри на здоровье, — ответила я, — сколько хочешь. Включай НТВ в любой день, не промахнешься.
— Телевизор что ли? — воскликнул Миша, и в его глазах блеснула искра надежды. — Он что ли кинозвезда?
— Скорее, телезвезда.
— Нет, ты серьезно? — Миша взялся нести стопку тарелок к лифту, но с полдороги вернулся.
— Он что ли, красавчик необыкновенный?
— Чего это ты занервничал?
— Нет, ты ответь.
— Красавчик, — ответила я и пошла выбрасывать мусор, но Миша преследовал меня со стопкой тарелок в руках.
— Офигенный красавчик?
— Офигенно сексуальный и неглупый мужик. У твоей Анжелы есть вкус, — рассердилась я, и Мишин взгляд померк.
— А я, значит…
— Ты тоже сексуален, тоже офигенный красавчик, а вот интеллект подкачал. Кстати, Дибров мне чем-то напоминает тебя. Манерой разговаривать. Точно! Я-то думала, кого он мне напоминает?! Определенно, сходство между вами есть. Так что, имей в виду, для тебя тоже не все потеряно.
Мне казалось, что такое сравнение Мишу утешит, но не тут-то было.
— Но, чем Дибров принципиально отличается от тебя, — продолжила я раньше, чем он успел наговорить гадостей, — так это тем, что не набрасывается на Анжелу с нескромными проектами, не раздевает ее взглядом и не старается утащить в постель.
— Понял! — психанул Миша. — Все понял! Значит, я должен был сидеть и ждать, когда она сама на меня набросится! Все ясно! Именно так! Только так я теперь буду поступать! — он, наконец, исчез в лифте, и я перевела дух.
Надо было собрать остатки мусора и прогуляться до помойки. Сначала я надеялась, что это сделает Миша. Теперь я желала только одного: чтобы он убрался к себе и прекратил терзать меня проблемой, которую я заведомо не в состоянии решить.
Небо затянули облака, лишили меня возможности передать привет Флио. Честно признаться, я не представляла, в какую сторону неба следовало посылать привет. «Интересно, — думала я, — примут ли меня в секцию дельтапланеризма, если я скажу, что не трусиха и, после некоторой теоретической подготовки вполне спокойно стартую на дельтаплане с какой-нибудь пологой горы. Наверняка, со временем они будут довольны мною. Интересно, какие справки мне для этого понадобятся, и сможет ли Миша подделать их? И вообще, принимают ли в такие секции простых смертных?»
При воспоминании о Мише настроение упало. При виде Миши — совсем испортилось. Он с остервенением мыл посуду, швырял ее в сушилку и ругался матом, если попадание было неточным.
— Хочешь, запишемся с тобой на какой-нибудь экзотический вид спорта? — начала я издалека.
— Мне хватает экзотики, — огрызнулся он.
— Знаешь, чего тебе не хватает? Воспоминаний о том, как шеф вынимал тебя по частям из вонючей пакистанской ямы. Кажется, она называется зинданом?
— Мне надо было остаться в том зиндане, — ворчал Миша. — Именно там мое место. Другого места на Земле для меня нет.
Потом он ушел. Я посмотрела на будильник, был второй час ночи. Если он не появится утром, значит запил. Если запил, значит, дела плохи. Если дела плохи, не пора ли мне «настучать» Индеру, пока этот несчастный влюбленный не стал алкоголиком, а самой вернуться в библиотеку. Должна же я понять, чем его пленило дитя? О Мишином вкусе я была более высокого мнения.
По счастью, худшие прогнозы не подтвердились. Следующей ночью в то же время Миша стоял на пороге с белой «дубиной» в руке.
— В ящик пялишься? — воскликнул он. — Сколько можно? — и безжалостно выключил телевизор.
Я стерпела несправедливость, потому что испытывала к этому человеку чувство безмерного сострадания, и потому, что по ночным каналам все равно смотреть нечего.
— На, любуйся, — он швырнул «дубину» на диван. Это оказался свернутый плакат на толстой бумаге. — Какой чистый цвет! Лучше фотографии! Вот что значит наша техника с немецкой печатью. Выглядит как живой!
На плакате был запечатлен Дибров в натуральную величину до пояса, сидящий в деревянном кресле.
— Ну и что? — удивилась я. — В технике «Кодак» он бы тоже не производил впечатления покойника.
— Ты не воткнулась, старуха! Это ж цветная распечатка с черно-белой трансляции! Я сам придумал систему распознавания. Я тебе отвечаю, цвет абсолютно естественный. Можешь сделать от меня подарок Ангелочку. Пусть повесит над койкой и мастурбирует. Ты ведь пойдешь когда-нибудь на работу?
— Я-то пойду, а вот к тебе возникнут вопросы. Передача-то и впрямь черно-белая. Фигня какая-то получилась.
— Пусть возникнут, — обрадовался Миша. — Я популярно отвечу. Ты, главное, передай и не забудь сказать, что от меня.
— Что-то мне не нравится такая идея.
— Почему? Взгляни, какой красавец! Упасть и не встать! Она кончит сразу, я тебе отвечаю! Нет, ты посмотри, посмотри на его рожу…
— Я смотрю, смотрю…
— И что ты можешь о нем сказать?
— Мужик как мужик. А что нужно сказать, чтобы ты успокоился?
— Кобелюга он, вот что! Похлеще, чем я! — произнес Миша шепотом, как будто, Дибров мог нас подслушать с плаката и подать в суд за клевету.
— Не думаю, что это возможно, — засомневалась я. — По этой части, вряд ли кто-нибудь способен тебя превзойти.