Секториум
Шрифт:
Под флионом разрасталось облако зеленого газа. В считанные мгновения оно закрыло поляну, видимость стала нулевой. Потом был пушечный выстрел. Мощная струя придала нам вертикальное ускорение. Мне стало дурно. Ревущий флион, вытянувшись ракетой, набирал высоту. Зеленый туман окутал местность. Газ разрывал сопло стремительными рывками. Ясо поглядел вниз.
— Три километра всего лишь, — успокоил он меня. — Видишь, жилы синеют. У орбиты они почти черные. Так надо определять высоту.
Километраж не имел значения. Для начала неплохо было бы выжить. Следующий пушечный выстрел подбросил нас еще на полтора километра. До орбиты я рисковала не
— Теперь надо ждать, когда он начнет планировать, — объяснял Ясо, словно готовил меня к экзамену по пилотажу. — Он выберет новую поляну, и будет целиться в нее. Детекторы работают за зеленый цвет, но можно их перенастроить. Какого цвета твоя посадочная площадка на Земле?
Мистер Пукер стал кружиться в воздухе, а затем сложил щупальца «самолетиком» и взял курс на изумрудное пятно, виднеющееся на горизонте.
— Эту жилу можно крутить, тогда он сменит направление, — Ясо вырвал из пола что-то посиневшее, и Мистер Пукер снова развернулся парашютом, а потом, нехотя, заложил «крыло» в обратную сторону. — При попутном ветре он пойдет быстрее, — обещал хозяин, а я представляла себе, как, не будь его рядом, скакала бы я сейчас с поляны на поляну, пока у Мистера Пукера не случится запор. Мощность сопла позволяла рассчитывать на кругосветное путешествие.
Вряд ли моих сил хватило бы на то, чтобы разжать отверстие камеры. Жила маневратора мне не поддалась совсем, а тормоз, с которым, по мнению Ясо, должен был справиться младенец, сдвинулся лишь тогда, когда я изо всех сил уперлась ногами. Флион лениво хлопнул перепонкой.
— Нет! Так не затормозишь! — Ясо рванул жилу тормоза вверх, и последний, натужный газовый выброс приподнял нас на пару метров. — С такой скоростью никогда не садись на скалу, — сказал он. — Есть запасная камера аварийного взлета.
— Не трогай камеру, — попросила я. — Давай сядем как-нибудь, если, конечно, на Флио еще осталась экологически чистая зона.
Ясо искренне не понимал моего разочарования.
— Среди механических моделей Мистер Пукер самый простой, — предупредил он. — На нейросенсорах тоже летают, но там головой работают. Понимаешь?
— Понимаю, — согласилась я, дернула жилу и, кажется, нечаянно сорвала запасную камеру.
Понятно было одно: ни старая, ни новая техника флионеров мне одинаковым образом не светила.
Каждое новое утро Ясо сидел у гнезда, свесив ноги с обрыва. Колол орехи, сплевывал вниз скорлупу. Впрочем, может, он сидел еще с вечера, но был невидим в темноте. Или я так уставала от впечатлений, что не видела ничего кроме подстилки.
— Зря сидишь, — обратилась я к нему. — Мое мнение о Мистере Пукере с прошлого раза не изменилось. Я по-прежнему считаю, что старый уважаемый флион заслужил покой в музее родной планеты.
— Можно клонировать такой же, новый, — ответил Ясо. — Можно в нем кое-что упростить.
— Характер, например.
— С этим тоже можно работать…
— Нет уж, с норовом Мистера Пукера надо не работать, а вырезать, как гнойный аппендицит.
— Можно и так, — согласился флионер.
— Предупреждаю, ты зря тратишь время. Либо достань нормальный флион, либо ступай домой. Я скажу отцу, что ты честно меня караулил.
— Я дома, — ответил Ясо. — Здесь мое гнездо. Где же мне сидеть, пока ты спишь там?
— Извини. Если так, ты тоже мог бы спать в гнезде. Там полно места.
— Отец сказал, земляне спариваются с теми, кто спит в их гнезде.
— Не буду я с тобой спариваться. Много твой отец понимает! Даже не мечтай.
Ясо удивился. Наверно прежде мнение отца было для него беспрекословной истиной.
— Отец сказал, вы живете парами, самец и самка в одном гнезде. Что таков ритуал.
— Твой отец, будучи на Земле, созерцал только малиновый куст, — объяснила я. — Просто мой друг Миша не всегда удачно шутит. Самки с самцами на самом деле живут, как хотят, в любом количестве. В одном гнезде можно увидеть несколько спаривающихся между собой самцов. А я, допустим, со своим братом полжизни прожила в одном гнезде и ни разу не спарилась.
Ясо перестал жевать орех.
— Разве так? — удивился он. — Отец сказал, что на Земле спариваются для удовольствия, не думая о будущем.
— На Земле так поступает только мой друг Миша. Все остальные земляне думают о будущем. Просто не имеют возможности влиять на генофонд потомства, как это делаете вы. Поэтому руководствуются удовольствием, подбирая пару.
— Конечно, — согласился молодой флионер, — разве можно получать удовольствие, не думая о будущем? — и впал в прежнее состояние снисходительного равнодушия.
Мой новый флион был похож на мыльный пузырь. Он переливался радужной оболочкой, висел над мятой поляной, дергался в воздухе. Ясо исполнял внутри пузыря танец папуаса. Ему не хватало только копья, а я не могла дождаться, когда он, наконец, сядет и объяснит мне суть происходящего. Где-то мне уже встречалась похожая картина, я старалась вспомнить, где именно. Лишние телодвижения отвлекали от мысли.
— Если догадаешься, как работает сфероплан, научу управлять, — пообещал Ясо.
Оболочки шара вокруг него стали таять одна за другой, исчезать в кольце, висящем у него на поясе. Ладони искрили электрическим полем. Ясо прикладывал их к траве, чтобы спустить заряд, а я думала об одном: отдаст или не отдаст? Возвращаться в Секториум без флиона было глупо. Тем более что сфероплан целиком помещался в портфеле.
— Дай, попробую…
— Он сложный для равновесия, — предупредил Ясо.
— Договоримся так: если я минуту продержусь в воздухе внутри этой штуки, ты объясняешь, по какому принципу он работает, и я забираю его на Землю.
Ясо улыбнулся, но возражать не стал. Напротив, он предвкушал увлекательное зрелище и не пытался скрыть скепсис, застегивая на мне пояс.
— Подпрыгни выше, — посоветовал он, — пока еще можешь это сделать.
Пояс треснул меня током и стал раздувать сферы: одну, вторую, третью. Электрические заряды разбежались по мне во все стороны, волосы встали дыбом на всю длину, возник эффект невесомости, который не позволил мне подпрыгнуть, даже удержаться в вертикальном положении не позволил. Кувыркаясь, я зацепила рукой стенку внутренней сферы. Флион дернулся, и началось. Каждое новое прикосновение к оболочке кидало меня по траве во все стороны горизонта. Шар катался, вертелся волчком, зарывался в грунт, издавал отвратительный звон, но подниматься не желал ни в какую. Мои пляски внутри были похожи на предсмертные конвульсии. Покувыркавшись минуту, я выбилась из сил, но не смогла понять принцип движения этого аппарата.