Сэляви

Долина Вероника

* * *

Не расти, дитя мое — Что в том толку? Можешь малость самую, Но и только. «Я сегодня потерял Синий мячик!» — На руках у матери Плачет мальчик. Долго ль будем нянчиться, Радость наша? Вырастешь — наплачется Твоя мамаша. Голова закружится Беспричинно, Тут и обнаружится: Ты мужчина. Женщина потопчется У порога. Вспомнится потом еще, Недотрога… Как я это самое Представляю!.. Не расти, дитя мое, Умоляю.

* * *

Мой сын безбожно

на отца похож. Он тоже светлоглаз и белокож. Я часто, глядя на него, не верю, Что это сын мой, что ему я мать. И я боюсь, что сходство — неспроста. Что время все поставит на места, И женщине, как я черноволосой, Он тоже будет что-то объяснять. Она, кивая, выслушает речь. Останется в подушке контур плеч. И тоже, точно так, как я когда-то, Все будет вспоминать его слова. Слова ведь тоже были неспроста, Одна лишь строчка посреди листа… И мне они давным-давно забылись: «Любимая! Ты слишком уж смугла!..» А впрочем, только время им судья. Одно лишь только время, но не я. И если он ту женщину оставит — Пожму плечами — дескать, ну и что ж? А женщина останется одна И назовется — бывшая жена. И, вот ведь штука, Родит мне внука, Который тоже будет на него похож…

* * *

Мне требуется — странные дела! — Дешевая и смирная собака, Но чтобы она лаяла, однако, И чтоб мое жилище стерегла. Мне требуется — странные дела! — Уютное и теплое жилище. Мне надоело жить на пепелище И захотелось своего угла. Мне требуется — странные дела! — Та, что в окне напротив так хохочет, Та, что меня не любит и не хочет, — Чтоб рядом эта женщина была. Потребуется, судя по всему, От дел моих немалых передышка. Но главное — чтоб кошка или мышка, Чтоб божья тварь жила в моем дому.

* * *

Он целует меня, обнимает. С полуслова меня понимает. Он в глаза мне глядит так тревожно, Что ответить ему невозможно. Я от этого взгляда теряюсь, Я сбиваюсь, и я повторяюсь, Если ж я замолчу понарошке — Он щекою прижмется к ладошке. Провожает меня и встречает. Излучает тепло, источает. Будто в чем-то дурном уличенный, Он стоит предо мною смущенный… Только с ним становлюсь настоящей, Ничего от себя не таящей. Вдруг со всеми делами управлюсь, И сама себе даже понравлюсь! Он положит мохнатую лапу И потушит настольную лампу, Приглашая меня на прогулку, И пойдем мы с ним по переулку… Он целует меня, обнимает. С полуслова меня понимает. По ночам ему, видимо, снится, Что нам с ним удалось объясниться…

* * *

В этой маленькой квартирке Есть помада и духи, И веселые картинки, И печальные стихи. Тютчев пишет на конторке, На доске — Мижуев-зять. Ни фанерки, ни картонки — Просто неоткуда взять. В этой маленькой квартирке Все мы соединены — Все четырки, растопырки, Вертуны и болтуны. В Лутовинове — Тургенев, И в Карабихе — поэт. Я не гений. Нету геньев! Прежде были — нынче нет. Из русалок — да в кухарки? Вот я челкою тряхну… Берегись меня, жихарки — Всех за щеку упихну. Чехов в Мелихово едет. Граф гуляет по стерне. Только мне ничто не светит! Скоро я остервене… — Южный ветер дунет в ухо: Ничего, мол, ничего! Продержись еще, старуха! И осталось-то всего… Этот сумрак прокопченный, Пропеченный утюгом… Д нем и ночыо муж-ученый Ходит по цепи кругом.

* * *

У людей — галдеж, у людей — балдеж, и в прихожей — гам, суета. А у меня — падеж, у меня — падеж ежедневный падеж скота. Не живет мой скот, не окот, бойкот, и темны мои небеса. То козленочка, то ягненочка, мне мерещатся голоса. Кто-то парит жир, кто-то варит сыр, подрумянивает антрекот. Если так пойдет, весь мой скот падет, весь мой мелкий рогатый скот. У людей — балдеж, у людей — галдеж, молодежь ликует с листа. А тут — куда пойдешь? Ежели падеж, ежедневный падеж скота.

* * *

Я вчера была свободна, А сегодня занята. Но свобода — неудобна, А удобна суета. Суета сует? Ну что же, Это на меня похоже… Я мечусь, я на пределе, Злюсь, молюсь — и я при деле. Завтра буду посвободней, Сяду в кресло поудобней… Жизнь моя! Ты мне угодна Тем, что так ты неудобна.

* * *

Никуда отсюда не деться! Время мчится, как лихой всадник. Я тоскую о тебе, детство, Как тоскует о тебе всякий. Вот иду той же аллеей И сама с собою толкую. Ни о чем я не сожалею, Но тоскую, тоскую! А на даче спят два сына. Я читала о таком, помню! Но не думала, что так сильно, И не думала, что так полно… Помнишь белку в колесе? Белке В клетку кинули орех грецкий. Не прощу себе свой грех мелкий, Но прощу себе свой страх детский. Вот заветное скоро место. Я тропинок не забывала. Здесь лежит мое королевство! Я сама его зарывала. Не глядеть назад — лучший принцип И от муки верное средство. Но, наследные мои принцы, Что получите вы в наследство? И подумалось без кокетства: Все, что ни было со мной, — важно. Я тоскую о тебе, детство, Как тоскует о тебе каждый. Неразрывные твои сети! Невозможное мое бегство… Там, на даче, спят мои дети. Там, на даче, спит мое детство.

* * *

Повторяю опять и опять, Говорю, не боясь повториться: Здравствуй, доброе племя опят, Что на время в лесу воцарится! Желтый гвоздик, мой бедный дружок! Пограничник ушедшего лета… Твой отчаянный в осень прыжок — Как нечаянный возглас поэта. Всякий гриб среди белого дня Хочет облик принять неприметный. Ты стоишь среди целого пня — Простодушный такой, многодетный! На грибном на коротком веку Нужно мужества тяжкое бремя, Чтобы бросить под нож грибнику Все свое малолетнее племя. В разговоре об этом грибе Я еще не поставила точку… Можно кучей погибнуть в борьбе, Только чтобы не жить в одиночку.

* * *

He моих ли мук творенье Строчкой бронзовой болит? Но моих ли рук варенье Пенкой розовой бурлит? Может, что-нибудь не вышло? — Непонятно мне самой. Но варение из вишни Отогреет нас зимой. Я слежу недремным оком За загадкой бытия, А она исходит соком — Вишня, ягода моя. Я — без зависти, без злости. Но сама с собой борюсь, И, как ягода без кости, В чьем-то вареве варюсь! Не мое ли это пенье — Горло тонкое дрожит? А вишневое кипенье — Будто фея ворожит. Может, что-нибудь не вышло? — Непонятно мне самой. Но варение из вишни Отогреет нас зимой…

* * *

Эта книга пропахла твоим табаком И таким о тебе говорит языком: Не жалей ни о чем, дорогая! И не то чтоб со мною был прежде знаком, И не то чтобы мною был прежде иском — Так и жили, не предполагая… Этой книги, которая ростом с вершок, Я потрогаю тонкий еще корешок. «Не жалей ни о чем, дорогая!» — Прочитаю в твоем торопливом письме И — простейшие числа слагаю в уме. Так и жили, не предполагая… Я могла б написать: никого не виню! Сообразно характеру, духу и дню — Не виню, ибо верю в удачу. Но споткнусь о корявую эту строку И щекою прильну к твоему табаку, И — не плачу, не плачу, не плачу…