Сэляви

Долина Вероника

* * *

Из подарков судьбы, украшений грошовых, Чьих-то памятных писем, календарных примет — Выбираю крыжовник, зеленый крыжовник, Чрезвычайно неброский и непопулярный предмет. Примеряя к лицу эту жизнь, эту участь, Я бесчисленно морщусь и фыркаю. Но Я ценю кислецу, уважаю колючесть, Различаю под матовой кожей зерно. Если можешь понять его — и шипы, и зеленость, И непышные ветки, и недорогие плоды, — Так поймешь и меня — запечатаных губ распаленность, И дрожащие пальцы, и путаные, и потайные лады…

* * *

Лето нынче тянется долго-долго, впрочем, как всегда, это не летально, привези мне книжечку Конан-Дойля, я люблю как девочка эти тайны. Ни чутья, ни опыта, зябко, зыбко, но зато читается до заката, это

или опиум, или скрипка, что бы это ни было — все загадка. Лето нынче долгое, небо цвета темно-грозового, порохового. Привези мне книжечку Стефан Цвейга, — сердце просит жгучего, рокового. Маленькая женщина под вуалью, глупенькая птичка желает боли, ей не страшно сжечь себя хоть буквально, ах, не надо, милая, Бог с тобою. Это лето долгое, что ни книга — дамочка с причудами в главной роли, привези, пожалуйста, Стивен Кинга — пусть уж лучше мистика будет, что ли. Призраки любви так и ходят рядом, что это за стыд, что за оперетта? Только бы не сжечь все единым взглядом, перед тем как на зиму запереться.

* * *

«Песнь о Нибелунгах»… ах, не отвлекайся, ах, не увлекайся книжками, дитя! Низко пролетает Акка Кнебекайзе, мягкими крылами тихо шелестя. Смейся, да не бойся, бойся, да не кайся, старшего не трогай, младшего не смей. Низко пролетает, Акка Кнебекайзе, старая вожачка племени гусей. Книжки — это дети, дети — это книжки, горькие лекарства дорогой ценой. Акка Кнебекайзе пролетает низко, Акка Кнебекайзе — прямо надо мной.

* * *

Тают денежки мои, Воробеюшки мои. От любови до любови Хоть пятак да утаи. Тают денежки мои И идеюшки мои. От удачи до удачи Хоть на грош да утаи. Тают денежки мои И надеюшки мои… Видно, плохо дело: шиш От себя что утаишь. Тают денежки мои, И идеюшки мои, И надеюшки мои…

* * *

В нашей жизни стало пусто. Не вернешь себя назад. Где вы, пирожки с капустой? Где ты, райский аромат? Продавали по соседству, Там, у Сретенских ворот. Меня баловало детство — Все теперь наоборот. Мне уже все двадцать с гаком. Как летят мои года! Не забуду сушки с маком, Не забуду никогда. О, мороженщик-шарманщик! О, любви запретной бес! Мне фруктового стаканчик Нынче нужен позарез… Где вы, уличные сласти? Где бушующие страсти? Где ты, святочный уют? Ничего не продают… Я свое заброшу дело, Я пойду куда давно Я уже пойти хотела — В престарелое кино. И откроются киоски, Только выйду из кино. Тетка с видом эскимоски Мне протянет эскимо. Я пойму: в Москву большую Опустилось божество. Пирожки с капустой чую, Ощущаю волшебство…

* * *

Мое расстроенное старое фоно! Я полагаю, ты недаром мне дано. Ты мне досталось, как я помню, по наследству От детства, миновавшего давно. Как сильно стерся твой орнамент-позумент! Но как люблю я старый мамин инструмент За то, что он мою спасает душу В последний и опаснейший момент! Когда я трогаю расстроенный твой строй — Сама в расстройстве, не в ладу сама с собой — Я о своих вдруг забываю неполадках, Овладевает мною твой настрой. Мое расстроенное старое фоно! О, ты одно мне в утешение дано. Я не хочу, чтоб приходил настройщик. Ведь быть в расстройстве не запрещено…

* * *

Играйте все этюды Черни! И никакой на свете скверне На ваших пальцах — не бывать. Все десять заняты этюдом, На вид трудом, по сути — чудом, Не будем это забывать. А звук прелюдий Майкапара! А смены холода и жара, Которых стоил мне урок! И как тогда мне не игралось, Откуда что брал`oсь и бр`aлось? Какой во мне, безрукой, прок? Но время шло, и я привыкла. И имя Гедике возникло, И надорвался педагог. Да я не музыкой гнушалась! Но слишком явно мне внушалось: Какой во мне, безрукой, прок? Так где ж вы были, Моцарт, Шуберт? Они сейчас меня погубят… Где вы, Шопен и Мендельсон? Вот так урон непоправимый, Хотя, как сон, неуловимый, Мне был когда-то нанесен. …Картины эти — невозвратны. Те имена — невероятны: Клементи, Черни, Майкапар… Ведь до сих пор не понимаю! Но лихом их не поминаю, А помню: школа — холод — жар.

* * *

Долгий поиск, тяжкий труд. Черный поезд, белый пруд, Ель, метель, игра мороза, Стих и проза, божий суд — Вот и все, зачем жила. Вот и все, чего желала! Но увидела, прочла — Это мало, это мало. Хорошо! — сказала я. Детвора, мужья и браки? Стенка, грубая скамья, Плошка со свечой во мраке? Все, что было, есть и нет? Без чего меня б не стало? Но сказал один поэт — Это мало, это мало. Хорошо! — сказала я. Осень жжет, зима качает. В отдалении друзья Мне свиданья назначают. Может, это ближний свет? Может, лунная дорога? Но сказал один поэт, Что и этого немного… Кто ты, карлик? Тень беды? Непроснувшаяся строчка? Как награда за труды — Непросохшая сорочка. Ненавязчивый совет? Свет, упавший в мой домишко? Вы поэт, и я поэт. Закрываю вашу книжку.

* * *

Какие тут шутки, Когда улетает семья? Последствия жутки — Об этом наслышана я. Судьба не копейка! Мне попросту не повезло. Я Серая Шейка, И мне перебили крыло. Семья улетает. Прощайте, прощайте, семья! Меня угнетает, Что сестры сильнее, чем я. — Взлетай, неумейка! — Мне эхо с небес донесло. Я Серая Шейка, И мне перебили крыло. Гляжу близоруко, Гляжу безнадежно во мглу. Но я однорука И, значит, лететь не могу. — Счастливо, счастливо! — Кричу я вдогонку семье. Тоскливо, тоскливо Одной оставаться к зиме. Тоскливо и жутко Готовиться к лютой зиме. Последняя утка! Последняя утка на этой земле… — Судьба не копейка! — Мне здешние птицы твердят. Я Серая Шейка! Пускай меня лисы съедят.

* * *

Была луна, а вот безлунность. Была любовь, а вот беда. Зачем, куда умчалась юность? Любовь — зачем? А жизнь — куда? О чем молчишь, над чем хлопочешь, Чего накликал, что предрек? Чего ты ждешь, чего ты хочешь? Когда любовь не уберег. Что ж горевать над колыбелью, Коль нету дитятка внутри? Теперь смотри тут за метелью Да за лампадою смотри. Смотри-смотри за черной тучей, Как солнце станет исчезать. Себя кори, себя и мучай. А больше некому сказать. Ах, горе, горе в черствых крошках, Когда узды не удержал. А ты же сам ее на дрожках С одним гусаром провожал… Весной тепло, зимою скучно, И бубенца не услыхать. Темно свече, огниву душно, И скоро будет полыхать. Песочек красный, день напрасный. Такой не принесет вестей. Смотритель грустный, зритель праздный Чужих дорог, чужих путей. Денек хмельной, а вечер бражный. Еще денек, и два, и три… Ездок вальяжный, кучер важный. А ты смотритель — ты смотри.