Семь дней Создателя
Шрифт:
Ну, конечно, не должно быть Елены дома, я ведь сам сказал: не вернусь, ты скройся — эти люди свидетелей не любят оставлять….
Ну и молодец!
Спустился вниз не намного быстрее, чем поднимался. Присел на скамью.
Куда теперь пойти…. бомжаре? Елены нет. Наташеньку с Катюшей, где разыскивать? Не думаю, что они в городе. Да в таком состоянии скорее обузой буду им, а не заступником.
Помыслы вновь возвращаются к оптимизатору — без него ничего не исправить в своей судьбе и этом мире. С тупоголовым хозяином вряд ли сговориться. Как не крути, куда ни кинь, выход один — нужно "хазу брать". Проникнуть в дом, псом охраняемый, найти браслет, который возможно побывал в чужих руках и неизвестно где теперь лежит, без сноровки и подготовки вряд ли реально. Нужны сообщники — а где их взять?
Сначала мысли вернулись к обитателям заброшенного завода, а потом и сам побрёл, подгоняемый поблекшим светилом над западною кромкой горизонта.
На звук моих шагов бичи всполошились у костра. Боря Свиное Ухо, помешивая кипящую в котелке над огнём похлёбку, первым разглядел:
— А, явился, не запылился. Мы уже ОМОН в гости поджидали — думали, сбежал буржуй обиженным.
— Некуда бежать, — присел к костру, ноги скрестив. — Конкуренты всё отняли.
— Знакомо, — трактирщик подул в ложку, отхлебнул.
— Ты мясо пробуй, — советуют товарищи.
— Горяче сырым не бывает — подставляй, братва, чеплашки. Тебе во что, буржуй?
— Не нужна похлёбка ваша, — отстранился от костра.
— Там ёжики, — похвастал Макс. — Трёх штук на трассе подобрали.
— А ты никак оклемался? — Кащеевна потянулась к повязке на моей голове, но я уклонился от её руки.
Бичи разлили похлёбку по посудинам и разделили мясо.
— Сегодня всухомятку, джентльмены?
— Принёс чего?
— Не пью и пьяниц презираю.
— А чё тогда припёрся?
— За помощью.
— Нахаляву не работаем, — буркнул Уч-Кудук после отрыжки долгой.
Я без прелюдий:
— Мой дом пустили с молотка, а в нём тайник с деньгами.
— И в чём загвоздка?
— Пёс во дворе, в доме хозяева. Добудем свёрточек — разделим.
— Больша заначка-то? — поинтересовался Макс, хрустя ежиными костями на крепких зубах.
— Тридцать пять штук зеленью.
— Это ж поскольку на брата? — сморщила лоб Кащеевна.
— По пять, включая Звезданутого, — сосчитал Свиное Ухо.
— А в рублях?
— А какой нынче курс?
Бичи принялись обсуждать достоинства моего клада.
— Ну, так как, поможете мне взять? — после продолжительной полемики вернул их к теме основной.
— Вот так прям встали и пошли — собаке бошку проломили, хозяев в подпол покидали и кладом занялись твоим, — ворчал Уч-Кудук. — Всяко дело осмысления требут.
— Завтра пойдём, — поддержал его Упырь. — Ты нам покажешь хату, а мы подумаем, как в неё проникнуть.
— Верно, верно, — согласились остальные.
Поговорив ещё немного о деньгах, необходимом их количестве для счастья полного, бичи стали укладываться на ночлег.
— Ты, Звезданутый, совсем оклемался? — поинтересовалась Кащеевна. — И мужицкие вернулись силы? Ну, так айда ко мне.
Я отклонил такое предложение.
— Тогда расскажи, кем был, кто дом отнял — а то нам скучно без водяры.
И я поведал притихшей публике, что явился с другой планеты — жизнь хотел здесь изменить и сделать всех людей счастливыми. Сначала слушатели откликались репликами.
— Вот заливает!
— Что говорить — врать мастак.
— Тебя так звездануть — и ты бы плёл.
— А было б здорово.
Потом храпом.
Я умолк.
Филька Звонарь во тьме приполз, зашептал на ухо:
— Слышь, когда-то и я во всё это верил. По убогости своей в школу не ходил — меня мамка выучила читать. В библиотеке работала уборщицей, всякий раз домой несла выброшенные книги. Ребятишки букварь читают, а я Плеханова. Потом сочинения товарища Сталина и Маркса с Лениным осилил. По ним жизнь понимать учился.
— Понял? — спрашиваю.
— Все об одном гундят — работать надо. Только скажи, буржуй, я, скажем, на тракторе без выходных по шешнадцать часов…. А что такое сделал ты, что одет, обут, сыт и ещё зелень в доме прячешь?
— Так ты работал трактористом?
— Не важно. Я вообще говорю, о людях труда.
— А об умственной работе что-нибудь слыхал?
— Да слышал, только если утром трактор не запречь, нечего учёным и вам, буржуям, станет есть. Так почему вы в галстуках, а я в фуфайке?
— Сядь и напиши, чтобы тебя читали.
— Думаешь, не пробовал?
— Стихи, прозу, научные труды?
— Не умничай — я в мыслях писал. Читаю Маркса — нет, брат, вот здесь-то ты не прав, по-другому надо мыслить и говорить. И домыслился: мамка померла, меня с инвалидности сняли, а потом и из дома попёрли — сказали, не оформлены на собственность права. Вырыл землянку на пустыре, стал жить наедине с умными книжками. Читаю, перечитываю, силюсь понять: в чём правда жизни — почему одним всё, другим ничё. Жрать захочу, пойду — кому дров наколю, кому огород вскопаю, кому воды в дом притащу, иль грядки поливаю. Не пил совсем, а изгоем оказался. Прогнали из землянки — сказали, земля приватизирована. Вот здесь теперь я….
— Пить научился?
— Согревает. Зимой тут жуть.
— Зачем глухим притворяешься?
— Надоели болтуны. Да и не говорун — слушать люблю.
— Деньги добудем, как потратишь?
— Подумаю.
Филька лёг, натянул дерюжку.
— Слышь, буржуй, залазь ко мне — теплее будет.
— А мне не холодно.
— Да не стесняйся ты.
Почему, задал себе вопрос, философствуя, убогий Филька готов поделиться последнею дерюжкой, а миллионер Борисов, поправ законы, чужое отнимает? Неужто Всевышний этого не замечает?