Семь дней Создателя
Шрифт:
— Я, буржуй, шоколадок куплю на все деньги, — сквозь дрёму вдруг сказал Звонарь.
— Лопнешь.
— Детишкам раздам, чтоб не дразнились.
Наверное, процесс реабилитации повреждённых органов и тканей шёл денно и нощно. Утром после сна, пока Борис трактирщик готовил завтрак из подручных продуктов, я, как доблестный Ланселот, вызвался проводить местную Женевьеру на процедуры водные. Точнее Надежда вызвалась показать дорогу к роднику незагаженному нечистотами. Ключ рождался на склоне оврага, а на дне его впадал в малюсенький водоём — лужу размером с ванну.
— Здесь и стираюсь, — Надежда объявила и, как была одета, в воду ухнула.
— Ах, хороша водица! Ох, холодна водица! — вопли купающейся нимфы огласили овражек. — Буржуй, спускайся, спину мне потрёшь.
— Нет, государыня-матушка, не поместимся вдвоём, — пристроился к ключу у его истока и всполоснул лицо.
Вот тут я вспомнил, что контужен, что имею причуды падать под ударом мозжечка. И, как назло, дёрнул головой, и подзатыльник получил. Рухнул в ручей, скатился вниз, попал в лапы Кащеевне.
— Что, худо? — сообразила Надюха, глянув мне в лицо.
Показал пальцем в рот — сейчас вырвет.
— Попей, попей водицы, я вытащу тебя, — Кащеевна взвалила меня на плечо и, надсадно хрипя лёгкими, свободной за кусты цепляясь рукой, скользя гипопотамовыми ступнями по крутому склону, выбралась из оврага.
— Итить сможешь? — поставила меня на землю.
Я тут же сел — земля качалась. Вот чёрт! Сюда шёл ни о чём не думал, в овраг спустился…. Откуда приступ?
— Допру, — Надюха объявила, взвалила на себя, лишь поменяв плечо.
У костра всё было готово к трапезе.
— Буржуй, будешь? — пригласили меня.
— Спасибо, отлежусь.
— Опять его трахнуло, — поведала Кащеевна.
— Трахнуло или трахнула? — Упырь хихикнул.
— Есть не будешь, сил не будет, — заметил Уч-Кудук. — Не поправишься.
— Он же инопланетянин, — вступился трактирщик. — Святым духом сыт.
И дважды прав был.
Я лежал, закрыв глаза, успокаивая карусель. Вместе с ней отпускала тошнота. Идти никуда не хотелось — поспать бы мне сейчас и проснуться с бодрым чувством, внезапно кинувшим в овраге. Между тем, бичи, закончив завтрак, засобирались в путь.
— Сможешь идти, буржуй?
— Да, — я поднялся.
— День жаркий будет, скинь пиджачишко, — посоветовала мокрая Кащеевна. — Пока дойдём, рубашка и штаны подсохнут.
— Возьми меня за руку, — попросил, закрыв глаза. — Поводырём послужишь?
Надюха взяла под руку, и бодренько, и скоро проволокла меня от щебзавода до коттеджного посёлка. На краю Сиреневой улицы остановились посовещаться.
— Какой, говоришь, дом, — руководство операцией принял Уч-Кудук, — двенадцатый? Ну, вот что, цыганским табором туда мы не пойдём — поодиночке, с интервалом. И глазеть во все моргала — всё подмечать, запоминать. Потом расскажет каждый, увидел что.
Билли на зависть — штурм атаки мозговой.
— Тебе, Звезданутый, вообще не стоит там светиться — обойди улицей другой.
— Да пусть сидит, — Кащеевна вступилась. — А мы туда и обратно.
— Годится, — согласился Уч-Кудук и дал команду. — Первый пошёл.
И пошёл первым. В ремках бомжа, походкой франта. Артист!
Вернулся с деловым настроем:
— Кучковаться не будем — все по рабочим местам. Вечером обсудим.
И в город подался.
Следом остальные мужики, прошвырнувшись по Сиреневой.
— Посиди, — Надюха мне, — я шилом.
Ушла на разведку. Когда вернулась:
— Ништяк ты себе дом отгрохал.
— Приобрёл, — поправил я.
— А где ж молодка?
— Не знаю. Деньжат добудем — разыщу.
— С таким-то хренделем ты и ей не нужен будешь.
Я промолчал.
— Куда идём? — спросил, когда покинули посёлок.
— К церкви. Посидишь там, у ворот чуток, глядишь и накидают.
Мне не хотелось попрошайничать.
— Может, я на базу, самоходом?
Голос Кащеевны построжал:
— Э, брось свои буржуйские замашки — все должны пищу добывать.
— Да я разве отказываюсь — нищенствовать противно.
— А на что ещё годишься? Молчи уж, Ванька-встанька — отпущу и упадёшь.
Притащила меня к церкви.
— Садись.
Сдёрнула пандану на низ лица.
— Кепочки не хватает — во что ты мелочь будешь собирать?
Отыскала картонную коробку, поставила у моих скрещенных по-турецки ног, бросила два медяка.
— Для почину. Ну, я пошла.
Отошла, вернулась.
— Тебе алмаз в дыру бы вставить — ну, вылитый Будда, индейский бог.
И тут меня пронзила мысль одна.
— Подожди, Надежда, что нам гроши собирать — сработаем по-крупному. Найди какую-нибудь брошку, пуговицу, стекляшку, чтоб по размеру подошла. Я буду брамина изображать, целителя из Индии.
Кащеевна влёт поймала мысль, хихикнула:
— Врать ты горазд — а мне б накостыляли.
Вернулась через час с голубым стеклянным глазом от Масяни — полутораметровой куклы, рекламирующей бытовую химию у входа в магазин — и тюбиком клея "момент".