Семь дней Создателя
Шрифт:
Пока Бженкевич разглядывал дисплей сотового, я объяснил ситуацию его владельцу. Звали его Андрис Вальдс, и он оказался на редкость сообразительным. Тут же вызвался нам помочь. Пистолет, признался, отправил вместе с трупом в столицу, но имеет крепкие руки и светлую голову, что будут не лишними в любой передряге. Мы отправились в мою обитель. Позвонил в дверь и вспомнил, что обещал к ужину хорошего вина. Вот, досада!
Представил, целуя, Мирабель:
— Вина не взял, зато смотри, каких золотых парней привёл на ужин. Угощай, дорогая!
Оставил их в гостиной накрывать стол и поднялся в мансарду. На западе краешек небосвода очистился от хмурых туч. В него заглянуло солнце, чтобы тут же утонуть в море. Разлилась кровавая заря. Предвестник ветреной ночи. Или ещё чего-то….
Связался по сотовому с Билли.
— Как я тебе?
— Выше всяких похвал.
— Но ты мне должен объяснить: что происходит? Почему люди в оптимизаторах курят табак, пьют пиво, играют в азартные игры?
— Нашёл время! Ну, хорошо. Твоё изобретение, Создатель, не подавляет человеческое сознание, а лишь приглушает негативные явления и усиливает позитивные. Люди, нацепив оптимизаторы, не становятся зомби — чего ты, кстати, так боишься. Они остаются людьми со своими прежними слабостями и привязанностями. Оптимизатор делает своё дело, а природа человеческая своё. Без конфликтов, сотрудничая, идём к прогрессу.
— Если сейчас с этого американского поляка сниму браслет, не повернёт ли он свою пушку против меня?
— Не факт. Зомбированную часть коры головного мозга я ему разблокировал, освободил от навязанной в конторе идеи найти и убить тебя. Но оптимизатор не торопись снимать. Я отсканировал носителя. По натуре агент Бженкевич не склонен к героизму, а в критической ситуации легко может поступиться чужой жизнью ради спасения своей. Сделаем из парня героя?
— Сделаем. Хотя с такой репутацией…. Лучше б я ему мозги вышиб в таверне. Была мысль….
Мы сели ужинать при свечах, а на окнах опустили жалюзи. Скорее военный совет, чем трапеза. Двое в оптимизаторах лишь для приличия ковырялись в тарелках, не выказывая аппетита. Мирабель скандинавская кровь не позволяла разогреться на еде. Ну, а я, русский Лёха, подналёг. Зачем себе отказывать в удовольствии, которое может оказаться последним в жизни? Тем более, приготовлено чудесно.
— Нам следует посоветоваться и решить, как организовать оборону дома от непрошеных гостей, — отложив столовый нож и вилку, начал военный совет бывший полицейский Андрис Вальдс. — Сидеть и тупо ждать, когда нам кинут в каминную трубу взрывное устройство, я не намерен.
— Что предлагаете?
— Предлагаю следующее. Дама остаётся в доме. Периодически включает свет то в одной комнате, то в другой. Это может вызвать движение затаившегося противника и обнаружить его. Собаки охраняют дом снаружи. Мы отодвигаемся от дома на метров двести-триста и оттуда ведём наблюдение. Один за дорогой, другой за побережьем и морем, третий за дюнами.
— По-моему разумно, — сказал предпоследний агент ЦРУ. — Только у вас нет оружия.
— А я и не собираюсь никого убивать, — возразил бывший полицейский. — Мы будем брать врага живьём. Или вызовем вас по сотовой связи. Мобильники у всех есть? Уберите звуковой сигнал вызова.
— Я боюсь, — сказала Мирабель. — Боюсь оставаться одна.
Мне тоже не понравился план Вальдса. Дрогнуть в дюнах в сырую ветреную ночь на исходе ноября — бр-р-р — Боже праведный. Им проще: у них оптимизаторы. Ледок в луже проломят, лягут и не почувствуют дискомфорта. В конце концов, охота идёт на меня, и стоит ли мишень выставлять на аванпосты, облегчая задачу противника?
— Наверное, мне лучше остаться в доме, — предложил.
— А как же быть с собаками? — урезонивал Вальдс. — Кто им скажет — Фу! — когда они начнут рвать всех подряд?
— А собак мы возьмём в дом, — сказала Мирабель. Сердце её томилось жалостью с того момента, как их выставили за дверь.
Так и получилось. Наши добровольные охранники ушли дозором в промозглую ночь, а мраморные доги остались ночевать с нами. Ночь, скажу, была…. Не зря закат такой кровавый. Я уложил Мирабель в кровать и сидел у изголовья, изредка целуя холодный лоб. Поднимался — в эти мгновения Мирабель вздрагивала и просыпалась — и уходил, чтобы выключить, как было велено, свет в одной комнате и включить в другой. В эти мгновения я был весь на виду — стреляй, не хочу! — так как жалюзи на окнах были подняты.
Примерно до полуночи мы периодически переговаривались по мобильникам. У нашей охраны настрой чувствовался боевой, с задоринкой. Оптимизатор не только создавал им чувство комфорта на сырой земле, но и подпитывал храбростью.
Потом зловещий шёпот Андриса:
— Кажется, началось….
И всё, больше ни одного звонка.
В какой-то момент доги, словно с цепи сорвались, стали бросаться на глухую южную стену, где росли платаны, где и окон-то на первом этаже не было. Там что-то происходило или происходит. С Мирабель стало плохо. Я вооружился кухонным топориком, подмышку любимую и забился в угол коридора второго этажа, не спуская глаз с лестницы в мансарду. Это было самое уязвимое место нашей обороны.
Время шло…. Собаки успокоились — лаять перестали, бросаться на стену, носиться по дому — но клыки ещё скалили и шерсть на холках топорщили. Я пристроил Мирабель в кресло и взялся за мобилу.
— Билли, что происходит или произошло?
— Наш агент Бженкевич получил рану несовместимую с жизнью.
— В смысле?
— В смысле, убит.
— Как это произошло? Кто убийца?
— Пока не знаю, но думаю, тот, кого мы ждём, где-то рядом. Это его рук дело.
— Где сельский полицай?
— Улепётывает в селение. Сам себя убеждает — за помощью.
— Снял оптимизатор?
— Нет, но зачем же посылать безоружного человека на верную смерть? Это я ему дал импульс страха.
— Что будет с нами?
— Ждём. Инициатива сейчас в руках врага, но, кажется, он ждёт ответных действий. Впрочем, это только предположения — контактов никаких.
— Что посоветуешь?
— Ждать.
И я ждал, не спал, сжимая ослабевшую Мирабель в объятиях. Рассвет забрезжил….