Семь дней Создателя
Шрифт:
— Есть анекдот про Чапаева. Роман он написал…. "Вызвали в штаб армии. Сели мы с Петькой на коней и поехали. Цок, цок, цок, цок….". Так на 485 страницах. И на последней: "цок, цок, и приехали".
— Где смеяться?
— Не могу понять, что даст тебе, этот, так называемый, хадж? Шёл бы к намеченной цели, страдая от голода и холода, изнывая от жары и жажды, изнуряя себя многокилометровыми переходами — тогда понятно: через муки плоти к возвышению души. А так…. Твоя прогулка, как на комфортабельном лайнере — пустая трата времени. Любовь Александровна права: сибарит ты, Создатель, лентяй по жизни и сластолюбец. Столько дел можно спроворить за год, столько открытий совершить, а ты….
Не вступал в полемику. Ворчи, брехун виртуальный. Свершу, что задумал, пройдусь по Святой матушке Руси, посмотрю, как народ живёт без ментов и чиновников, без казарм и лагерей. Не сбрендил ли с ума от свалившейся свободы? Свои мысли приведу в порядок. Очищу душу от скверны грехов. А там…. Билли прав, пора браться за дело. Цок-цок и приехали.
Море и дюны остались за спиной — предо мной широкое поле и стена леса у горизонта.
— Билли, кончай ворчать. Посмотри, какие дали открываются, какие просторы! А впереди Россия!
Цок, цок — поехали!
Не буду утомлять описанием моего хаджа от Прибалтики к побережью Тихого океана. С оптимизатором — Билли прав — путешествовать одно удовольствие. А что я видел! Какие замечательные люди встречались! Хотя первое, но не гнетущее впечатление — мир сошёл с ума. Вижу, два мужика и иже с ними женщины и дети дом раскатывают и разбирают по брёвнышку, по кирпичику, по досточке….
— Бог в помощь, — говорю, — селяне. Чем заняты?
— А вот, солнце заслоняет — решили разобрать.
— Где жить станете?
— Как овощи, на грядке, — шутит женщина.
— А зима грядёт?
— В банки замаринуемся, — хохочет.
— Билли, — прошу, — если что понял, прокомментируй.
— Сдаётся, люди жили без радости от бытия и работы. Перечеркнут, забудут старое, начнут искать себя в новом мире.
— Помочь им чем-то можно?
— Сами справятся. Путь к счастью — это уже счастье. Видишь — смеются.
В принципе, конечно, с оптимизатором можно и в берлоге зимовать. Можно и шатуном. Но по мне как-то дома привычнее, на хрустящих, с морозной свежестью простынях. И чтоб женщина моя была из душа, а не наспех облизанная. Хотя, впрочем, на счёт облизывания я загнул. Оптимизатор прекрасно поддерживал природную чистоту тела — ни потовых выделений, ни каких других. Приятный запах здорового тела. Э-эх…. Где ты, моя Любовь Александровна? Я, кажется, начал скучать без женской ласки.
Другая встреча из запомнившихся — на крутом волжском берегу. Смотрю, человек яму копает. Нет, траншею. А, может, окоп? Воевать собрался с кем?
— Помогай Бог, — говорю.
Он и ухом не повёл, своей работой увлечён. Заинтриговал, конечно. Присел я на пенёк, стал наблюдать и гадать — глухой? юродивый? Может, настолько высокомерен, что по барабану ему все праздношатающиеся путники? Мужик копает, я сижу, смотрю, как от работы бугры мышц ходуном ходят под простенькой рубахой. Богатырь былинный!
Солнце опустилось на горизонт, лучезарная дорожка легла через Волгу. Мужик ткнул лопату в грунт, выбрался наверх. Отряхнул колени, подошёл, протянул очень крепкую ладонь, представился:
— Кудеяр.
Потом захлопотал с костром. Он разгорелся, когда солнце скрылось за горизонт, и мгла накрыла дали.
— Нет, ничего лучше дыма и огня для душевной беседы.
Прозвучало как приглашение. Я пересел к костру.
— Извините, нечем угощать, — он повертел могучим кулаком перед моим носом, на запястье серебрился оптимизатор. — Сам питаюсь Божьим помыслом.
— А что копаете?
— Котлован под фундамент. Звонницу буду ставить.
— Видел, разрушают, а вы строите.
— Пусть звонит. В поминовение душ невинно убиенных.
— А вы никак тот самый Кудеяр? Неплохо сохранились.
— Погонялово из лагеря — привык уже. А душ загублено немало. Пожизненный мотал, когда вдруг избавление пришло. Полнаручника надели, на волю отпустили — живи, говорят, как совесть позволяет. А совесть меня чисто в петлю готова загнать. Одна мысль только и спасала — ну, не последняя же я сволочь на земле. Походил, посмотрел, вижу — последняя. Красть люди перестали, врать и хамить. А тут живой убивец землю топчет. Осужденный и на волю отпущенный, хотя и не во все мои прегрешения вникли судьи. Решил с этого утёса в Волгу сигануть, чтоб заслуженный приговор себе исполнить. И сиганул….
Кудеяр поворошил сухой веткой угли костра.
— Не разбился, не утоп. Ну, думаю, за просто так на тот свет меня не пустят. Надо что-то в этой жизни свершить. И задумал звонницу поставить на утёсе, который надгробьем мнил. Вот…. А ты чем маешься, мил человек?
— Сказать, что дурью — ничего не сказать. Но маюсь. Топаю по России с запада на восток: когда дойду — не знаю, чего ищу — не ведаю.
— Так оставайся со мной. Звонницу поставим и дальше вместе пойдём. Решил я: рано с жизнью счёты сводить, обойти надо всю землю, убедиться, что люди на ней всем довольны и счастливы, тогда уж….
— Жениться не хочешь, детишек завести?
— Да какая ж баба за меня, душегуба, пойдёт? Вот если б спасти какую от неприятностей, и чтоб она меня в благодарность…. Разве я против детишек?
Сильный и могучий, он неплохо смотрелся. Всполохи огня подкрасили щёки. Под мохнатыми бровями поблёскивали живые глаза. Былинный герой! А выходит, душегуб.
— Женщин тоже убивал?
— Было дело.
— Дети и женщины — святое.
— Вот и говорю: святотат — кому нужен.
Жалеть его совсем не собирался. Да и звонницу строить. У меня своя епитимия и путь свой. Утром мы расстались.
Шёл курсом на Сахалин. Полями, лесами, не выбирая дороги. Реки переплывал. За Уралом их уже лёд сковал. Шёл по льду. Спал, где ночь застигнет. Просыпаюсь однажды — в сибирской тайге дело было — над головой на ветке рысь притаилась. Голодно тебе зимой, кошка крапчатая?
Тема для диалога.
— Билли, если мой оптимизатор хищнице на лапу, подобреет она?
— Сомневаешься? Акул же укрощал.