Семь дней Создателя
Шрифт:
— Билли?
— Нормально, Создатель. Пусть охолонет — здоровью не повредит, уму не помешает.
— Считаешь, у него есть разум?
— Перед тобой представитель одной из засохших ветвей древа рода человеческого. Ты мог быть таким без маскарада, но повезло.
Мой дальний засохший родственник медленно приходил в себя от электрошока. Можно его внимательно разглядеть, измерить параметры черепа, длину конечностей…. Хотя зачем — ведь я не Дарвин. Связать и маме отнести? Вязать нечем. Оптимизатор нацепить?
Пока раздумывал, йети пришёл в себя.
Жилище снежных людей устроено в ледниковой пещере. Как она возникла, остаётся только гадать — на трещину не похожа, на дело рук человеческих тоже. Кроме моего проводника обитали здесь ещё пять особей. Детёныш — неуклюжий малый ростом с пестуна бурого медведя. Четыре самки. Как определил? Догадался.
Кореш мой едва вошёл в берлогу ледяную, они все к нему наперегонки. Да не тут-то было. Бац! Бац! Затрещины налево и направо — жратвы нет, хозяин не в духе. Накормив домочадцев тумаками, папа-йети завалился спать, рыкнув в мою сторону — и до тебя, мол, доберусь. А мне что? Войдя непрошенным, пристроился скромненько у входа — наблюдать. Три снежные мамы, поворчав на грубость супруга, подвалились к нему под бок. Недолго скулил обиженный детёныш — забрался в середку и притих.
Мной заинтересовался пятый обитатель жилища йети. Вернее, заинтересовалась. Бочком-бочком, прыг да скок, как бы совсем случайно оказалась поблизости. Пофыркала, принюхиваясь. А потом руку протянула и дёрг меня за шерсть. Ничего не произошло. В смысле, Билли не поразил её электроударом, и шерсть яка не покинула свою шкуру. Я протянул руку и погладил волосатое колено. Тут же получил шлепок по ладони. Ишь ты, ломается…. Кокетка.
Откинулся спиной на ледяную стену, вытянул ноги по ледяному полу. Подождём. Как учит природная мудрость — лучше два часа помолчать, чем три дня уговаривать.
О чём это я? Да, шучу. Шучу, конечно. Не собирался заводить шашней с мохнатой молодкой. И она, кажется, удовлетворила своё любопытство касательно моей особы — подбилась к общей куче лежащих тел.
— Билли.
— Предвосхищаю твой вопрос, Создатель. Это ещё одна попытка Природы помочь человеку выжить в естественных условиях. Сила, мощь, всеядность и способность существовать в экстремальных условиях — на границе жизни. Всё в ущерб ума. Результат — тупиковый путь. Когда-то они царили на земле….
— Оптимизатор может помочь?
— Поумнеть — вряд ли.
— Давай украдём младенца — в Москве ему сытней будет.
— Подумаем.
— Ну, думай, — устроился поудобней с намерением отойти ко сну в ледяной пещере снежных людей….
Из объятий Морфея вырвал оглушительный рёв папы-йети. Через мои ноги — и по ним тоже — он устремился к выходу. Следом дамы, последним полутораметровый малыш.
— Что случилось, Били?
— Беги, Создатель, йети что-то чувствуют. Беги!
Это было землетрясение. Я выскочил под звёздное небо и тут же рухнул с ног от толчка под ними. Оглушительно ломался ледник, глубокие трещины паутиной разбегались по его бело-голубому тулову. Йети, увлекаемые вожаком, понеслись вверх по склону, а я вниз. Туда, где за границей ледника в изодранной голубой палатке ютились самые дорогие мне на свете существа — мама и дочь.
Ледник тронулся прежде, чем я достиг его конца — он начал крошиться и подаваться вниз по склону. А в спину можно было ждать удара лавины. Где-то в верховьях Белухи она уже набирала силу — небо в той стороне застило.
Подземные толчки продолжались. Битый лёд скользил вниз по склону, набирая скорость. Ноги то опирались на твёрдую почву, то увязали в каком-то месиве, грозившем поглотить с головой. Я несся так, как никогда не бегал на тартане, и обогнал ледник. Вот он мох, вот трава, вот кустарники и…. наконец, палатка! Мама стоит на коленях возле лежащей Настюши. Что с ней? Некогда расспрашивать. Я подхватил дочь на руки и понёсся вниз по склону.
— Мама, за мной!
— Стой, отдай ребёнка!
Она приняла меня за йети. Чёртов маскарад! Я бежал по склону вниз, забирая влево, с намерением выскочить на гребень, на котором надеялся найти спасение от лавины.
— Мама, мама, за мной!
Кажется, она бежала.
— Билли, что с Настенькой?
— Перелом обеих костей голени со смещением, болевой шок.
Я выскочил на гребень с Настенькой на руках. Дальше бежать некуда. Опустил дочь на землю, огляделся. Мамы нигде не было видно. На плато вползала белая лавина — высокой и широкой волной. Подминая чахлые альпийские деревца и кустарники, стекала вниз, к обрывистому краю.
— Билли, где мама?
— Она ещё жива.
— Чёрт, что ты говоришь? Билли…!
— Она под лавиной, в эпицентре движущейся массы.
— Господи…!
За спиной утробно загрохотала земля. Извержение? Не дай Бог! Оглянулся. Стремительно набирая скорость, отколовшаяся часть ледника устремилась вниз по крутому западному склону, сметая всё на своём пути. Гребень, приютивший нас с Настенькой, служил волнорезом и пока спасал от двигающейся по обе его стороны массы битого льда, снега и камней….
Подземные толчки прекратились. Ещё с полчаса округа грохотала, а потом разом всё стихло. На северной части небосклона перемигивались звёзды. Снежной пылью застило его южную половину. Но постепенно марево рассеивалось, и в лунном свете стали проступать обе главы Белухи. Которая поближе стала короче. Или кажется?
— Билли, где мама?
— Спасай дочь, Создатель, маме ты уже не поможешь.
— Нам ещё что-то грозит?
— Отсюда надо выбраться.
Билли оказался прав: едва спустился с гребня и ступил на лавинный след, поскользнулся и понёсся вниз по склону на битых осколках льда. Настенька у меня на руках, и я благодарил Бога, что девочка без сознания — нас безжалостно крутило и мотало, а ведь у неё сломана ножка. В какой-то момент мы с головой ухнули в снеговую яму, и сердце моё сдавило отчаяние. Но движение льда продолжалось, и нас вынесло на простор склона, а потом и к подножью Белухи. Будь она трижды проклята!