Семь месяцев бесконечности
Шрифт:
Мы с Джефом финишировали наперегонки. Порыв Тьюли, рванувшейся было за нами, был неоднозначно воспринят ее лохматыми товарищами, и упряжка вскоре отстала. Небольшие темные квадратики в действительности оказались достаточно вместительными палатками вытянутой цилиндрической формы. Я насчитал всего пять палаток, одна из которых была двойной длины, а рядом с ней находилось несколько антенных мачт. Перед палатками метрах в пятнадцати виднелись два одинаковых сооружения, сделанных из крупных снежных брикетов. Удаленность этих сооружений, а также их типичная архитектура не оставляли ни малейших сомнений в их предназначении. Когда до ближайшей палатки оставалось около 20 метров, из нее один за другим высыпали четыре человека и направились в нашу сторону. Первый из них, невысокого роста, в красной куртке с откинутым
Подошли остальные ребята. Невысокий, сухощавый, с аккуратной шкиперской бородкой Эрик, бортмеханик Брайтона, высоченный, с загорелым обветренным лицом и рыжей бородой Майкл, механик базового лагеря, и совсем еще юный, с длинными вьющимися волосами и живыми черными глазами Роб, исполнявший по совместительству обязанности повара и радиста. Роб, спеша, наверное, нас порадовать, сказал, что приготовил ужин, как бы между прочим обронив: «Экскьюз ми, ай хэв онли фрайчикен энд потэйто». Бог мог! Возможно ли было произнести что-либо более приятное для нашего слуха?! А тут еще Брайтон, чтобы окончательно нас сразить, спросил: «Может быть, кто-нибудь желает принять душ?» Возникла напряженная пауза. Справившись первым с внезапно охватившим меня волнением, я выдавил: «Неужели у вас здесь есть душ?» — «Да, — вмешался Майкл. — Правда, это не ах что, но настроение поднимает».
Роб сообщил еще одну приятную и неожиданную новость. Самолет DC-6, о необходимости которого так долго говорили все вокруг, преодолев наконец силу тяготения, настойчивое гостеприимство чилийцев и фатальное невезение с погодой, четверть часа тому назад оторвался от бетонной полосы Пунта-Аренаса и с журналистами, собаками и экспедицией «Поларкросс» на борту взял курс на холмы Патриот. По данным Роба, в течение первых пятнадцати минут полет проходил нормально. Никаких сведений об отделении ни первой, ни последующих ступеней не поступало, погода над проливом Дрейка и Антарктическим полуостровом была хорошей, и если все так пойдет и дальше, то прибытия самолета в базовый лагерь следует ожидать через восемь-девять часов в зависимости от встречного ветра. Да! Это был достойный финиш после сегодняшнего тридцатимильного пробега. Душа пела, погода была удивительно тихой и солнечной.
Мы быстро распрягли собак и установили палатки. Этьенн всех поторапливал: «Ребята, неужели вам не хочется испить настоящего кофе?» Ну как здесь было устоять! Однако я собрал всю свою выдержку и попросил Брайтона показать мне, где душ. Брайтон отвел меня в одну из палаток, которая, по-видимому, служила мастерской (во всяком случае, вдоль одной из стенок стоял прочный стол с укрепленными на нем тисками). Никаких устройств, хотя бы внешним видом напоминавших печь, примус, плитку или что-нибудь, предназначенное для нагревания воздуха или воды, в палатке не было. Единственными предметами, которые с некоторой долей воображения можно было бы отнести к банно-прачечному реквизиту, являлись большая пластмассовая, стоящая прямо на снежном полу (никакого другого пола я не заметил) бочка, а кроме того, вешалка, на которую можно было бы повесить полотенце, если бы оно у меня было. В поведении Брайтона не чувствовалось никакой растерянности: он был уверен, что привел меня именно туда, куда надо.
Вначале я совершенно не обратил внимания на одно из основных приспособлений, которое, наверное, и превращало эту мастерскую в душевую. Под самым потолком был укреплен небольшой крючок, назначение которого я понял лишь после того, как исчезнувший было Брайтон вновь появился, но уже с большим полиэтиленовым пакетом, в нижней части которого был укреплен резиновый шланг с краником. По переливающейся тяжести пакета и легкому парку, который от него исходил, можно было определить, что в нем вода, и вода отнюдь не холодная. Брайтон привстал на цыпочки и подвесил пакет к крючку, после чего, пододвинув под мешок бочку, широким жестом предложил мне
Я быстро разделся и залез в бочку. В бочке не дуло, но все равно было как-то неуютно, до тех пор пока я не открыл краник. Это была вода, горячая вода, правда, по-настоящему горячей она была примерно на уровне головы, на уровне же груди она была уже только теплой и стекала в бочку по ногам уже вполне бодрящими струйками. Но все равно это был душ, первый душ за последние сто с небольшим дней. Я закончил мыться, вытерся большим брайтоновским полотенцем и начал было одеваться, но в это время зашел Брайтон с многообещающей кружкой в руках. Не знаю, слышал ли он когда-либо крылатую фразу Суворова о безусловной необходимости для русского человека послебанной чарки или же действовал по собственному разумению, но только кружка эта как раз и была той самой чаркой, которая с лихвой окупила все мелкие неудобства импровизированного душа.
Брайтон провел меня в большую двойную палатку, являвшуюся кают-компанией. За большим столом, накрытым клетчатой клеенкой, сидели участники международной экспедиции, ели настоящий кекс и пили сухое красное вино. Я был встречен дружными криками, из которых ясно было, что пока я там прохлаждался в душе, мои друзья по команде в полном соответствии с мушкетерским девизом «Один за всех и все за одного» съели причитавшийся мне кекс и выпили мою порцию вина. Возившийся в глубине палатки около газовой плиты Роб несколько успокоил меня, сказав, что в начале сезона нет проблем ни с кексом, ни с вином, и я, естественно, свое получил.
Чтобы не оставаться в долгу, я принялся в красках расписывать друзьям все прелести местного душа, и в результате сразу же образовалась банная очередь, а Роб тем временем подал обещанных цыплят табака с жареной картошкой и золотистой вареной кукурузой на гарнир. Все это великолепие, естественно, сопровождалось отличным чилийским «Бланке». Опять поймал себя на мысли, что никак не могу наесться. Подобное чувство я уже испытал, когда мы после завершения трансгренландского перехода прилетели во Фробишер-Бей и в ожидании самолета на Оттаву опустошили холодильник в офисе частной авиакомпании «Брэдли», куда нас, заросших, грязных и голодных, пригласили доверчивые сотрудники офиса. И сейчас то, что мы ели, было для нас так необычно после надоевшего и однообразного меню, что остановиться было просто невозможно.
Тем временем DC-6 продолжал свой героический перелет и сообщил даже расчетное время прибытия в базовый лагерь: что-то около трех часов ночи. Все бы ничего, если бы не одно обстоятельство, а именно: находящийся на борту небезызвестный нам Боб Беати, намереваясь вернуться назад тем же самолетом и имея для интервью ограниченное время, попросил всех участников экспедиции встретить его у трапа самолета и ответить на его как всегда неожиданные вопросы. Это означало, что спать нам оставалось не более четырех часов, а этого было явно мало после тридцатимильного перехода, душа и прекрасного ужина.
Около полуночи мы с Этьенном забрались в спальные мешки в своей пронизанной лучами солнца светлой палатке.
Разбудил меня голос Джефа за стенками палатки. Вчера он, верный себе, отправился спать раньше всех, а поэтому выглядел, точнее звучал сегодня утром бодрее остальных. Вставать ужасно не хотелось, и мы с Этьенном минут пять приходили в себя, освобождаясь от сладких объятий сна. Было тепло и тихо.
Когда я вылез из палатки, то увидел, что все небо, за исключением неширокой золотисто-голубой полосы с юго-запада, затянуто сплошной высокой облачностью. В лагере чувствовалось некоторое оживление. Я увидел удаляющихся в направлении местного аэродрома Джефа и Дахо, выползающего из палатки заспанного Кейзо и идущего по направлению к кают-компании Уилла. Вдали у «Твин оттера» также виднелись две фигурки. Очевидно, Эрик с Майклом готовили к отправке пустые бочки из-под горючего. Температура около минус 18 градусов.