Семь месяцев бесконечности
Шрифт:
Все четыре с половиной часа после обеда шли по застругам, падали, поднимались, снова шли. Когда заструги были особенно крутыми, так что мне приходилось прежде, чем двинуть лыжину вперед, аккуратно ощупывать поверхность впереди себя, собаки догоняли меня и я слышал за спиной их дыхание, но не оборачивался, чтобы не упасть. И все же на более ровных участках мне удавалось поддерживать необходимый темп. Когда пробил желанный час и я остановился, то, обернувшись, увидел, что Джеф делает мне какие-то знаки. Я подъехал к нему. Оказалось, что если мы пройдем еще примерно три минуты, то это составит 24 мили дневного перехода, или, по расчетам Джефа, ровно 20 минут широты. Именно такой темп нам и надо было выдерживать в среднем, чтобы прийти на Полюс к 15 декабря.
Немного позже, когда я совершенно
Минут сорок мы с Этьенном потратили на то, чтобы очистить внутренность палатки, спальники и вещи от вездесущего снега, после чего сменили внутренний чехол от палатки: прежний был достаточно закопчен в результате наших упражнений с печками, а этот, доставшийся нам в наследство от Лорана, был совсем новеньким — в нем и освещенность побольше, и соответственно жизнь повеселее. Лагерь в координатах: 81,1° ю. ш., 81,5° з. д.
С утра тепло, но все бело, опять мело, аж зло взяло… Всего минус двадцать, зато остальные прелести антарктической непогоды в полном ассортименте: ветер, снег, белая мгла, плохая видимость и т. п. Однако вышли, и почти сразу же видимость еще более ухудшилась, упав до 20–30 метров. Капюшоны, маски и очки покрылись густым инеем от выдыхаемого влажного и теплого воздуха, поэтому, когда мы собрались каждого из нас был абсолютно неузнаваемый вид. Поскольку я не надел маску, полагаясь в основном на мех капюшона и бороду, мне было значительно легче приступить к обеду, чем моим друзьям, для которых самой главной проблемой, по словам Этьенна, было отыскать рот. Спущенная с лица куда-то в район шеи влажная маска моментально затвердевала на морозе, и потом стоило больших трудов надеть ее снова. Правда, профессор ухитрился сменить ее на сухую, бережно хранимую им в нагрудном кармане куртки. Уилл сделал серию фотоснимков под общим названием «Мизерабль».
К счастью, в первой половине дня застругов было не так много. Правда, иногда лыжи, повинуясь невидимым изгибам и изломам рельефа, самопроизвольно становились в третью позицию, однако скорость была невысока и все обошлось без переломов как ног, так и креплений. Но после обеда начался затяжной подъем с застругами, и скорость упала, однако мы смогли пройти в этот день 23 мили, чему были несказанно удивлены в базовом лагере, поскольку и у них сегодня была такая же погода и, как они полагали, мы должны были отсиживаться в палатках. Но школа Антарктического полуострова давала себя знать — мы шли вперед.
Получили интересную информацию о том, что якобы наш Ил-76 готов забросить восемьдесят бочек керосина на холмы Патриот. Это бы сразу решило все топливные проблемы, ведь DC-6 все еще сидел без топлива на Кинг-Джордже. Из-за плохой погоды «Твин оттер» с топливом для него никак не мог вылететь из Пунта-Аренаса, поэтому Крике зафрахтовал небольшое суденышко, которое сегодня вышло из Пунта курсом на Кинг-Джордж. Боб Беати — этот вечный узник собственного времени, — по слухам, покинул гостеприимный остров с попутным чилийским самолетом. А в базовом лагере по-прежнему все еще оставалось немногим более двадцати бочек с керосином, а время летело.
Где-то впереди нас шли Месснер и Фукс. Им особенно тяжело в такую погоду при встречном ветре и застругах — ведь они тащили все свое имущество за собой на маленьких санках. К сожалению, мы не знали их частот и не могли пока с ними связаться. Сегодня после нелегкого дня позволили себе перед ужином попробовать совершенно замечательный напиток, который Этьенн хранил для особых случаев. Это темно-коричневая, немного отдающая аптекой жидкость под названием «Фарнебранко», чем-то напоминающая «Рижский бальзам», но менее крепкая, во всяком случае весьма поднимающая настроение. Поскольку на улице было сравнительно тепло, нам, наверное, не суждено было высушить сегодня одежду: в палатке очень сыро, и одежда, вся покрытая снегом, обтаяла и стала влажной. Вот оборотная сторона теплой погоды — сырость!
Сегодня почти сразу же после выхода Джеф остановил меня и сообщил,
Дневник — хроника экспедиции за этот период — сообщал: «Преодоление такой большой дистанции в таких трудных условиях говорит о многом и, по крайней мере, о том, что и участники экспедиции, и собаки до сих пор сохраняют хорошую форму после более чем трехмесячного пребывания на этом белом континенте». И это было действительно так.
«С Южного купола мчатся холода» поется в одной из песен моего друга полярника Бориса Аминова. Так было, наверное, так будет, но, говоря о дне сегодняшнем, можно было бы ответить Борису: «Мчатся холода, да только не всегда!» Южный ветер принес неожиданное потепление: температура поднялась на недосягаемую высоту — минус 15 градусов! С утра голубым цветом неба забрезжила надежда на лучшую погоду, но ветер стих, и откуда-то появились тучи. Вновь белая мгла и вновь заструги. Тем не менее удалось пройти сегодня целых двадцать четыре мили.
Вечером состоялась устойчивая и достаточно неожиданная радиосвязь со станцией Русская, находящейся к нам ближе всех. Мне даже показалось, что Этьенна уже начинает пугать активность наших радиостанций, которые порой своими более мощными передатчиками совершенно заглушали наш любимый Пунта-Аренас — главный источник информации для нас. Крике сообщил, что поступило новое сообщение от нашей антарктической администрации о том, что самолет Ил-76 полетит не на холмы Патриот, а непосредственно на Южный полюс, где и сбросит пятьдесят бочек с керосином от подобного дерзновенного плана даже перехватило дыхание. Крике спросил меня, реально ли это. Я отвечал, что вполне возможно. Во всяком случае, Южный полюс находится на расстоянии около 2500 километров от Молодежной, где может приземлиться Ил-76, а это для него нормальный радиус, и, кроме того, я знал, что техника сброса парашютных платформ с горючим достаточно хорошо отработана у нас в стране и неоднократно применялась уже в Арктике. Итак, принципиально это возможно, но вопрос этот скорее политический: захотят ли американцы, чья база Амундсен-Скотт находится точно на Южном полюсе, чтобы кто-нибудь сбрасывал им на головы бочки с керосином. Поживем — увидим. Вопрос же с топливом был настолько серьезным, что решать его можно было только на правительственном уровне. Для правительства США, которое реально могло бы помочь экспедиции, располагая в Антарктиде значительными техническими средствами, мы были частной экспедицией, а потому не могли рассчитывать на поддержку с этой стороны. Для Советского Союза, где понятие «частная экспедиция» не имело пока прав на существование, мы являлись государственной экспедицией и поэтому не только могли рассчитывать на поддержку с его стороны, но и получали ее.
Сегодня вечером, пока я наговаривал дневник на свой диктофон, Этьенн, уже удобно разместившись в спальнике, вслух строил планы следующей экспедиции. Идея была красивой: Этьенн хотел спуститься в кратер вулкана Эребус со специальной кинокамерой, позволяющей снимать панорамное кино. В Париже около музея науки и техники «Ла Виллет» есть удивительный кинозал, напоминающий по форме огромный шарик от пинг-понга. Внутри этот зал разделен на две части: одна полусфера — это гигантский экран, а вторая — поднимающиеся амфитеатром кресла для зрителей. Когда смотришь фильм в таком зале, то оказываешься как бы внутри кадра. Очень сильное впечатление. Так вот Этьенн мечтал снять действующий вулкан Эребус, находящийся вблизи американской станции Мак-Мердо, с помощью специальной камеры и показать фильм в этом кинозале. Он пригласил меня в эту экспедицию, и я, конечно, согласился. Стоял чудесный тихий вечер, располагавший к подобным мечтаниям. Лагерь в координатах: 81,9° ю. ш., 82,6° з. д.