Семь месяцев бесконечности
Шрифт:
Возвращаясь назад, скажу, что содержание второй части поэмы было полностью основано на фактическом материале. В июле, когда мы были на приеме в советском посольстве в Буэнос-Айресе, Кейзо не мог глаз отвести от стройной черноволосой девушки Вали, разносившей нам такие крохотные бутерброды, что количество икринок на них можно было пересчитать по пальцам. Валя, казалось, была целиком поглощена своей работой и не замечала или очень искусно делала вид, что не замечает внимания со стороны Кейзо. Поскольку мы с ним пришли несколько позже остальных, так как дежурили с собаками на аэродроме, то получили возможность немного задержаться в посольстве, а точнее на кухне, где Валя кормила нас с Кейзо уже персонально. Мы пили шампанское, а я переводил Вале комплименты Кейзо. Уже позже, в экспедиции, Кейзо вспоминал этот, вечер в посольстве и с видимым удовольствием повторял понравившееся ему имя.
Выпили сакэ и… продолжили разговоры о топливе. Лагерь в координатах: 82,8° ю. ш., 84,5° з. д.
Ситуация с авиационным топливом действительно начинает становиться критической. Самолет DC-6 все еще сидит на Кинг-Джордже. Небольшое суденышко с топливом, вышедшее на Кинг-Джордж из Пунта-Аренаса, вынуждено было вернуться из-за сильного шторма в районе мыса Горн. «Твин оттеру» удалось пробиться через непогоду, но он доставил только половину требуемого количества горючего, а второй полет мог быть выполнен только завтра. Но даже в случае, если DC-6 все-таки взлетит с Кинг-Джорджа и приземлится в Пунта-Аренасе, то это не означало бы, что он сразу же сможет вылететь с горючим в базовый лагерь. Дело в том, что, посмотрев на этот самолет вблизи и понаблюдав за его посадкой и особенно взлетом, мы все единодушно пришли к заключению, что использовать этот лайнер для перевозки людей далеко не безопасно. Поэтому еще в базовом лагере, не без труда связавшись с главой компании «Адвенчер», достаточно проворным, по словам Этьенна, молодым человеком с хлестким именем Хьюго (в его проворности мы имели возможность убедиться, тщетно пытаясь отыскать его в Пунта-Аренасе в течение нескольких последних дней, когда возникла заминка с самолетом), Этьенн от имени экспедиции официально заявил ему, что без специальной технической экспертизы самолета в Пунта-Аренасе ни один пассажир в него не сядет и компании «Адвенчер» в этом случае будет предъявлен иск в связи с нарушением ею контрактных обязательств. К этому заявлению присоединился и Месснер, уведомив об этом своего юриста в Пунта-Аренасе. Поэтому сразу же по возвращении в Чили самолет должен был быть осмотрен компетентной комиссией, от заключения которой зависела судьба нашей экспедиции, а также в не меньшей степени и судьба всего сосредоточенного на холмах Патриот журналистского корпуса. На Южном полюсе у нас не было ни грамма топлива — все топливо должен был доставить для себя «Твин оттер» из базового лагеря на холмах Патриот. На сегодняшний день мы могли представить несколько вариантов благоприятного для нас разрешения сложившейся ситуации. Первый, наиболее реальный, но наименее вероятный: DC-6 оказывается способным совершать полеты и начинает их немедленно: в этом случае за те три недели, что мы движемся к Полюсу, он успеет привезти достаточное количество горючего в базовый лагерь, а «Твин оттер», взяв это горючее, сможет организовать для нас два промежуточных лагеря между Полюсом и 83-й параллелью. Второй вариант, теоретически красивый, но трудно осуществимый практически: самолет Ил-76 с горючим выполняет полет по маршруту Москва — Пунта-Аренас — холмы Патриот и привозит в базовый лагерь необходимые восемьдесят бочек керосина, но ограниченные сроки, а также отсутствие финансирования этого перелета делали его мало реальным. Третий вариант, более простой технически, но сложный в политическом отношении: самолет Ил-76, который начинает в конце октября серию регулярных полетов в Антарктиду на станцию Молодежная, привозит с собой платформы для сброса бочек с горючим, заправляется горючим на Молодежной, совершает перелет к Южному полюсу в начале декабря и сбрасывает на Полюс пятьдесят бочек с керосином; «Твин оттер» прилетает на Полюс, используя то топливо, которое имеется в базовом лагере, и далее работает уже непосредственно с Полюса. И, наконец, четвертый вариант: попросить выслать два наших тяжелых снегоходных тягача, находящихся на станции Восток, нам навстречу, в район 85-й параллели, с тем чтобы они, имея на борту все необходимое продовольствие и корм для собак, уже складированные на станции Восток, поджидали нас на трассе Полюс — Восток. Мы же в этом случае должны были бы снять весь склад с продовольствием, находящийся в горах Тил, полностью загрузить нарты и идти без поддержки прямо до 85-й параллели через Полюс. Это означало примерно 1100 километров.
В Гренландии мы прошли участок маршрута от траверса Готхоба до ледника Гумбольдта протяженностью около 1800 километров без всякой поддержки, и это было нелегко, особенно для собак — корма явно не хватало, — и это при том, что и погода, и поверхность нам благоприятствовали. Здесь же возникло опасение, что после Южного полюса поверхность окажется рыхлой и тяжелой для собак, особенно с такими тяжелыми нартами, поэтому этот вариант мог рассматриваться только в самом крайнем случае. Мысли о каждом из этих непростых по-своему вариантах настойчиво вертелись у меня в голове, пока я шел впереди на лыжах, составляя в уме телеграмму в адрес руководства советской антарктической администрации, от решительных действий которого сейчас зависела судьба всей экспедиции. Погода была на редкость хорошей. Ветер ослабел и дул именно с такой силой, которая была необходима, чтобы поддерживать необходимый тепловой баланс быстро разогревающегося от солнца и бега тела. Скольжение было хорошим, и мы двигались достаточно быстро, несмотря на продолжающиеся заструги. Во второй половине дня отрыв между мной и собаками увеличился до 300–400 метров, но видимость была превосходной, они хорошо меня видели и шли следом, однако, когда я остановился в 6 часов и стал поджидать упряжки, то с удивлением заметил, что упряжка Джефа, шедшая первой, остановилась и не собирается приближаться ко мне — более того, Джеф стал даже распрягать нарты. Остальные упряжки тоже остановились. По всему было видно, что из каких-то одному ему ведомых соображений Джеф решил остановиться именно там, хотя раньше в подобных случаях мы всегда собирались вместе.
Мне ничего не оставалось, как вернуться назад. Когда я подъехал, Этьенн уже начал ставить палатку. «Не переживай, — сказал он мне, очевидно заметив мое несколько возбужденное состояние. — Собаки очень устали». Это замечание было уже лишним, ибо, возвращаясь назад в самом свирепом расположении духа, поскольку считал, что при такой погоде и по такой поверхности можно было бы пройти еще 10 минут, я по мере приближения к упряжкам уже совершенно успокоился, согласившись с тем, что главное для нас — это, конечно, собаки и их самочувствие. Я мог упражняться в скорости бега на лыжах как мне угодно, а собак надо было поберечь, и поэтому уже мысленно согласился с решением Джефа и, заметив, что он сам расстроен всем случившимся, решил завтра успокоить и его. А пока надо было ставить палатку, тем более что прошли мы сегодня 25,5 мили, а этого было вполне достаточно, чтобы подумать об отдыхе не только для собак, но и для себя.
Во время радиосвязи узнали, что Москва подтвердила готовность сброса горючего на Полюс в начале декабря, взяв на себя урегулирование всех связанных с этим политических вопросов. Эта новость, разумеется, улучшила наше настроение, и пока отпала необходимость в отправке телеграммы, над текстом которой я размышлял сегодня утром. Лагерь в координатах: 83,1° ю. ш., 85,0° з. д.
Заструги, преградившие нам дорогу сегодня утром, как только мы вышли на маршрут, были настолько высокими и частыми, что мне пришлось изменить курс, с тем чтобы обойти их так, как и видневшиеся прямо по курсу ледяные разломы.
Мили две мы двигались на запад. Солнце тем временем скрылось и контраст стал пропадать, а скорость продвижения упала еще больше. К обеду совершенно неожиданно для себя попали в район гигантских, шириной до 50 метров, трещин. Откуда они здесь, где нет ни гор, ни других заметных перепадов рельефа, неясно. Возможно, что эти разломы были обусловлены неровностями коренного ложа ледника. Осторожно прощупывая снежную поверхность моста, покрывающего тресну, я перебрался через нее и дал знак упряжкам. Пришлось пересечь одну за другой восемь трещин примерно одинаковой ширины. Убедившись, что последняя трещина пройдена, мы устроились на обед. Сидели рядом с Джефом. Я спросил его: «Ну как, во сколько сегодня остановимся?» Джеф, как всегда, невозмутимо ответил: «В 6 часов!» Я сказал, что вчера остановился как раз в 6 часов, но, как мне показалось, до спального мешка идти было далековато… Тогда Джеф повернул ко мне голову, украшенную огромными марсианскими очками, скрывавшими глаза (эти очки Джеф не снимал даже во время обеда из-за сильной чувствительности глаз к солнечному свету — бедняга начинал неистово чихать, как только яркий солнечный свет попадал ему в глаза), и пояснил: «По моим часам!» Я решил на всякий случай держаться поближе к упряжкам.
После обеда мне это не составляло особого труда — опустилась белая мгла, и я шел на ощупь, к великой радости Тьюли, которая, частенько обгоняя меня, поворачивала голову и смотрела на меня с видом явного превосходства, однако в лидеры не рвалась, предпочитая держаться позади. А перед самой остановкой, часов в пять, видимость внезапно улучшилась, и я смог показать Тьюли, что меня еще рано списывать со счета. Как она ни старалась, но ей не удавалось меня достать. Остальные собаки тоже приняли мой вызов, и в результате за последний час мы прошли 4 мили, а всего за день 23! Вечером много добрых вестей и хороших событий в нашей с Этьенном палатке. Во-первых, он отыскал свой нож, потерянный утром. Это был подарок Крике, который просил пронести этот нож через всю Антарктиду, и вот сегодня утром Этьенн, перерыв все в палатке, так и не смог его отыскать и очень переживал по этому поводу. А нож оказался в спальном мешке. К счастью, Этьенн обнаружил его до того, как стал укладываться спать, а то, как знать, чем кончилась бы эта встреча. Кроме этого незначительного, но приятного события, радио принесло известие о том, что DC-6, собравшись с силами, перелетел через пролив Дрейка и благополучно всего через две недели после вылета приземлился в Пунта-Аренас. Это событие вселило в нас надежду на то, что мы сможем получить на Южном полюсе новые спальные мешки, смену одежды, словом, все то, чего не дождались в базовом лагере.
Из приятных новостей была еще одна: Крике сообщал, что Спиннер уже на борту яхты, потихоньку ковыляет на трех ногах, довольно бодр и неплохо ест и, наверное, быстро поправится под теплым весенним солнцем Пунта-Аренаса. Удивительно хорошая погода — тишина и солнце.
А мы и не молились, и погода была великолепной: солнце, прекрасная видимость, сравнительно ровная поверхность сделали сегодняшнее наше путешествие особенно приятным. Несмотря на то что мы почти все время шли в гору, за 9 часов нам удалось пройти 27,7 мили. С утра я заметил впереди и справа по курсу одиноко стоящий нунатак (позже по карте я выяснил, что это нунатак Пагейно и что я так и продолжаю отклоняться вправо). Во время остановки на обед Этьенн сделал мне по этому поводу замечание и уже в который раз принялся объяснять мне, как надо ориентироваться по солнцу. Я слушал его и думал, как хорошо, что в команде есть такой специалист по ориентированию, когда светит яркое солнце, и как плохо, что его нет, когда плохая видимость, а солнца не видно. Я, наверное, тоже бы не удержался от замечания, если бы шел позади и особенно отчетливо видел все зигзаги идущего с компасом проводника.
Тем, кто идет следом, постоянно кажется, что можно двигаться лучше, прямее, быстрее, но нередко только кажется, именно поэтому большинство ведомых, как правило, предпочитают отвести душу, критикуя и поучая ведущего, вместо того чтобы самим занять его место и на деле показать свое умение и мастерство.
Выслушав Этьенна, я в очередной раз согласился с его убедительными доводами и пообещал после обеда скорректировать курс. Солнце светило в спину, тень моя падала вперед и была мне видна, поэтому по ее направлению и часам я выдерживал курс, как мне показалось, достаточно сносно, и к вечеру мы вышли на траверс нунатака Пагейно.