Семь незнакомых слов
Шрифт:
Растяпа для экспедиции, чреватой опасностями, по умолчанию не годилась — на то она и Растяпа. Но ей отчаянно хотелось отправиться с нами: пока мы обсуждали будущий маршрут, она подходила то ко мне, то к Севдалину, твердила: «Я тоже хочу!» и пыталась заглянуть в глаза — словно так её было лучше слышно. «Тебе нельзя, — с печатью суровой озабоченности на лицах отвечали мы. — Лучше сделай нам с собой бутербродов».
Пробить нашу непреклонность ей удалось почти случайно — очень смешным доводом.
— Я не могу отпустить вас одних, — Растяпа встала спиной к двери и развела руки в стороны, как бы преграждая путь. — Вдруг с вами что-нибудь случится?
Решительность
Мы посмеялись.
Капитуляцию озвучил Севдалин.
— Ладно, — сказал он, — собирайся.
На Пушкинской площади защищали демократию. Толпа концентрировалась вокруг памятника поэту: энергичные люди с узнаваемой комсомольской закваской призывали не допустить «красного реванша» и пытались отдавать распоряжения. Никто из них, при этом, не мог сказать, где именно должна проходить линия демократической защиты. Кто-то предлагал взять под свою охрану расположенное по соседству здание «Известий».
У Тверского бульвара, с другой стороны площади, жизнь текла в обычном режиме — гуляли компаниями, парами и даже семьями с детьми. Добрая половина повседневного люда состояла из таких же зевак, как и мы — ожидающих нечто такого, что никак нельзя пропустить. Как ни в чём не бывало, работал «Мак Дональдс». Факт беспрепятственной продажи гамбургеров, картошки фри и кока-колы сигнализировал, что пока всё не так уж и плохо.
Настоящие события развивались на Садовом кольце. Мы вышли к нему в районе Смоленской площади и застали пешеходным. Противники либеральных реформ двигались плотным потоком. Бросалось в глаза: одеты они беднее, чем защитники демократии, многие выглядят побитыми жизнью, но сейчас чувствуют себя силой, способной переломить ход истории. Редкими всполохами над головами над головами виднелись красные знамёна. Мы пристроились сбоку, идя по тротуару. Рядом со мной шёл мужчина лет пятидесяти, в сером, поношенном плаще, я спросил его: откуда и куда? И он поведал: на Октябрьской площади состоялся большой митинг. Мэрия его пыталась запретить и разогнать с помощью отрядов милиции особого назначения, но милицейские заслоны удалось опрокинуть, и теперь протестующие идут на Новый Арбат — захватывать мэрию.
Отсюда идти было недалеко — каких-то пятнадцать-двадцать минут, но очевидно мы влились в шествие ближе к арьергарду. К моменту нашего прибытия на место штурм успешно закончился. Перед высоткой бывшего СЭВ, где теперь располагалась мэрия, всё ещё стояли, выстроенные в линию, поливальные машины, используемые в качестве препятствия, кольцами валялись фрагменты колючей проволоки Бруно. На балконе третьего этажа в сопровождении прочих лидеров восстания появились Руцкой и Хасбулатов — толпа приветствовала их восторженными криками. Начался ещё один митинг. Выступающие призывали покончить с «либеральным фашизмом» и свергнуть «ельцинскую банду».
Из любопытства мы решили обогнуть здание — посмотреть, что делается на задворках. Там оказалось почти так же людно, и на узкой улочке стояло ещё одно оцепление — с целью не допустить восставших к Белому дому. Сомкнув щиты в единый ряд и держа наготове дубинки сотрудники милиции в белых касках чем-то напоминали римских легионеров или фалангу Александра Македонского.
Далее случилось то, что заставило нас поспешно убраться восвояси. Уже слегка утомлённая Растяпа прислонилась плечом к дереву, и через несколько секунд что-то ударило по его стволу чуть выше её головы — так, что кусочки коры осыпали Растяпину макушку. Рядом раздался вскрик.
— Ой, — сказала она, удивлённо задирая голову, — что это было?
Секунды три мы с Севдалином смотрели на неё в оцепенении, а затем оба, не сговариваясь, подскочили и повалили Растяпу на землю.
Стреляли со стороны Белого дома, и огонь, судя по всему, оказался «дружественным» — он скоро прекратился. Знать наперёд, этого никто не мог. Пролежав на земле минуту-другую, мы стали отползать, а потом, привстав, кинулись за соседнее здание.
В этот вечер из нашего чёрно-белого телевизора исчезло изображение. От здания мэрии часть протестующих по призыву Руцкого направилось в Останкино, требовать для себя выхода в эфир, но дело свелось к ещё одному штурму — бестолковому и кровавому. Вход телецентра зачем-то протаранили грузовиком, а изнутри раздались автоматные очереди.
Тем же вечером в наше общежитие нагрянул спецназ: люди в балаклавах проверяли документы, искали оружие и наркотики. Подобные проверки проводились по всей Москве. В отличие от граждан РФ Севдалина и Растяпы, я как человек без гражданства вызвал у них некоторое подозрение, но дальше пристального разглядывания и вопросов с нажимом дело не зашло.
На следующее утро армия — по крайней мере, некоторые части — наконец, определилась со стороной конфликта. На Ново-Арбатском мосту, по которому мы накануне шли к мэрии, появились танки: Верховный Совет начали обстреливать из орудий. В ответ вёлся неравноценный огонь из стрелкового оружия. Через два дня последовала капитуляция. Официальные данные о погибших, как водится, оказались сильно занижены — чуть более полторы сотни жертв. Но говорили, что на самом деле счёт идёт на тысячи.
Поглазеть на обстрел Белого дома со всей Москвы съезжались толпы любопытствующих — одни кучковались почти рядом с танками, другие забирались на крыши ближайших пятиэтажек. Среди жаждущих зрелища оказалось несколько человек и с нашего этажа — в частности, Анатолий.
Но нам хватило и одной вылазки: после инцидента у мэрии, возвращаясь в общежитие, мы всю дорогу ругали Растяпу: почему она нас не послушалась и не осталась дома, как ей было велено? Растяпа виновато молчала и даже не пыталась оправдываться: её могли убить, и это был бы непоправимо растяпский проступок.
2.06. Путь к богатству
С самого начала было понятно, что в нашем предприятии по зарабатыванию ста тысяч Севдалину, как единственному инвестору, отойдёт ведущая роль. И всё же мне хотелось — для удержания зыбкого равенства — отсутствие вклада в основной капитал компенсировать интеллектуальной компонентой. На второй день нашего знакомства я стал изобретать средства заработка — мысленно препарировал вещественно-предметный мир в поисках товара, который бы принёс скорейшую и наибольшую прибыль и оказался при этом не очень хлопотным. Одну из своих идей я даже высказал вслух — на тот момент она казалась мне очень перспективной.
— Давай займёмся специями! — предложил я. — А что? Покупаем мешок чёрного перца, сами его перемалываем в кофемолке, фасуем по пакетикам: магазины с руками оторвут. И места много не надо — никаких складов и специальных помещений. Как тебе?
Надо отдать Севе должное: он не стал смеяться, а просто объяснил, что в моей придумке не так: вперёд нам платить никто не станет, в лучшем случае возьмут на реализацию, и мы неделями/месяцами станем ждать возвращение своих денег — в условиях высокой инфляции продавцы будут тянуть с выплатой до последнего. Как итог: большие капиталовложения, медленный оборот и постоянное мотание по торговым точкам.