Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин
Шрифт:
— Выпей кахву, — сказал голосом властным юноша, когда слуги и старуха отдалились от стольца. — Напиток видится тебе чёрным и горьким, он таков и есть, но кахва проясняет рассудок. Пей же!
Офонас покорно отпил и проглотил. Рот затопила горечь.
— Ты, должно быть, прежде никогда не пробовал гашиш?
— И даже не ведаю, что это такое!
Собеседник Офонаса усмехнулся, но отвечал серьёзно:
— Это высушенная смола, произведённая из растения, называемого гиндустанской коноплёй. Человек, отведавший гашиша, видит чудеса перед глазами своими; но горе навыкшему вкушать гашиш: такой несчастный проживёт недолго... Расскажи мне, какие чудеса ты увидел?..
Офонас
— Я не видел никаких чудес, господин милостивый. Я был с женщиной.
— Должно быть, она привиделась тебе в опьянении, вызванном зелёной смолой гиндустанской конопли...
— Она была в яви, — тихо возразил Офонас.
Молодой человек властно хлопнул в ладоши, и старуха полнотелая прибежала тотчас.
— Скажи мне, матушка Офтоб, — юноша небрежно откинулся к стене, явственно забавляясь происходящим, — скажи мне, какую из своих девушек ты отдала нынче этому несчастному неверному?
Старуха, видно было, что колеблется, медля с прямым отговором. Наконец она всё же сказала:
— Я привела ему Зейнаб...
— Но разве он имел с ней дело? — допрашивал юноша.
Старуха покосилась на саблю Офонаса.
— Нет, — выговорила тишком-тишком... Подалась в сумрак...
— Это гашиш. — В голосе юноши прозвучало странное печальное смирение. — Эта гиндустанская конопля обманула многое множество людей, потому что она может быть прекраснее самой прекрасной женщины на свете! А ты не почитай себя обманутым и скажи мне, кто ты и откуда, и куда лежит твоя дорога...
Офонас послушно начал говорить о Руси, о Твери, о своих спутниках, о том бедственном положении, в коем они все очутились, назвал своё имя...
— Русы... — Внимательно и с любопытством оглядели Офонаса чёрные продолговатые глаза-очи... — Но почему нет на твоём лице и на шее твоей рисунков?
— Каких рисунков? — искренне подивился Офонас.
— Я читал в одной старинной книге, что лица и тела русов изрисованы чёрными и красными линиями со лба до пяток... [20]
20
...лица и тела русое изрисованы чёрными и красными линиями со лба до пяток... — Сведения о татуированных «русах» содержатся в писании ибн Фадлана, совершившего в конце первого двадцатилетия X века путешествие в составе посольства халифа аль Муктадира в государство волжских болгар, принявших ислам. Впрочем, в X веке слово «русы» означало именно скандинавских морских разбойников, но отнюдь ещё не славян, подпавших под их власть.
— Такого обычая не ведаю я. Только девицы и женщины белят и румянят лица и чернят брови...
— Должно быть, обычай разрисовываться с головы до ног был языческим...
— Мы — не язычники, — тихо возразил Офонас.
— Я знаю. В северных странах исповедуют греческую веру в пророка Ису, которого называют Богом...
— Иисус Христос — сын Божий...
Юноша снова махнул рукою с некоторым нетерпением:
— Я не хочу вести прения о Боге! Скажи мне, в каком караван-сарае стоишь ты?
Офонас рассказал местонахождение караван-сарая. Оказалось, там же остановился и его собеседник. «Стало быть, и он чужой в Дербенте!» — подумал Офонас. Молодой человек поднялся, и тотчас выступили из углов галереи его слуги и двинулись впереди него, словно бы расчищая путь, и следом за ним, охраняя его. Юноша обернулся к Офонасу:
— Ступай со мной! В этом городе хорошая стража, но на такого чужеземца, как ты, могут напасть. Повтори мне своё имя...
Офонас повторил своё имя.
— Мне трудно выговорить это странное сочетание звуков. Я буду звать тебя Юсуфом!
Офонас поклонился в знак покорного согласия, сам дивясь тому, что в приказах его юного собеседника не чувствуется желания оскорбить низшего. Никогда прежде не встречал Офонас подобных людей знатных.
Слуга осветил тёмный проход. У ворот ждали другие слуги с конями, осёдланными и отдохнувшими. Юноша велел Офонасу сесть на коня позади одного из своих слуг.
Доехали они скоро. На дворе караван-сарая спешились. Одни слуги увели коней, другие осветили путь к дому, построенному в стороне от прочих помещений.
— Возвращайся к своим спутникам, Юсуф, — приказал молодой человек, — они, должно быть, тревожатся о тебе. Завтра вы не пойдёте просителями ни к вашему московитскому послу, ни к Хасан-беку. Завтра правитель Дербента принимает послов в своём дворце в крепости. Ты же явись завтра в полдень ко мне. Я остановился в этом доме, хотя мог бы жить во дворце правителя Дербента Булатбега. Но у меня тоска, и я не хочу общества равных мне по знатности. Я — Микаил, сын шейха, что правит Рас-Таннуром, морским городом [21] !..
21
...Рас-Таннуром, морским городом!.. — ныне Рас-Таннур — порт в Персидском заливе, один из городов Саудовской Аравии. Анонимная «Книга путей Микаила, правителя Рас-Таннура» написана, вероятно, в начале XVI века. Некоторые мотивы этого сочинения отчасти послужили источником для известного фильма Александра Корды «Багдадский вор». О связи «Книги путей Микаила» с «Хожением» Афанасия Никитина пишет голландская исследовательница Миа Герхардт в монографии «Книга без автора — книга многих авторов» (1963), посвящённой сочинениям восточных путешественников.
Офонас-Юсуф поклонился, не решаясь произнести хоть слово.
Спутники Офонаса, москвичи и тверичи, ещё не ложились и тихо толковали, кружком собравшись у двух чадящих плошек. Встретили они гулёну без ласки. Были хмурые, да и не с чего было веселиться.
— Я уж думал, прибили тебя. — Тверич Гаврила кинул взгляд на вошедшего.
— Целый вроде, — откликнулся Офонас.
Он был взволнован происшедшим с ним; яркими картинами, неровными цветными пятнами носилось, скакало происшедшее перед глазами в уме; летело на Офонаса и распадалось огромное набелённое женское лицо; сияюще взлетал на коня белого прекрасный царевич Микаил...
Так хотелось рассказать спутникам горьким о гашише гиндустанском, о царевиче том чудном; но людишки сидели хмурые-прехмурые, а скоро и полеглись на одеялах — спать.
Офонасу не спалось. Глядел в темноту, различал старый сундук с медным на крышке блюдом, полуобвалившиеся лепные украсы на потолке... После заснул всё же и спал крепко.
На другой день и вправду оказалось, что идти просителями не случится. Спутники Офонаса ещё более омрачились; не знали, как время убить, дремали, играли в кости, готовили и ели нехитрую стряпню.