Семейные обязательства

Келин Алексей

Отец Василий велел мимо проехать и на подворье отправляться. Всё. Честное слово, всё.

Отец Георгий дружелюбно кивнул конюхам, велел продолжать работу и отошел в сторону.

"Удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого, ибо Я не оправдаю беззаконника. Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых. (Исх. XXIII, 7-8)" - пробормотал епископ себе под нос.

На скучном языке протоколов имперской стражи

это называется "попытка убийства и похищения человека".

Оставалась робкая надежда, что отец Василий в процессе расследования вышел на информацию о чернокнижниках в имперской канцелярии и не доложил об операции из-за вполне объяснимой обиды на получившего высокий пост выскочку из захолустья.

Но работа охранителей - и наглая уголовщина?

Вряд ли.

Отец Георгий прошелся по подворью, отметил ровно подстриженный газон, ухоженные клумбы у забора и начисто подметенную плитку - даже на заднем дворе, у конюшен. Хозяйство велось исправно, смена высокого начальства мало коснулась простых работников. Епископ подобрал с земли кленовый лист, чуть тронутый алым по краю; покрутил в пальцах и осторожно положил обратно.

Персонажи рыцарских романов, которыми он зачитывался с детства, радостно шли на смерть ради родины, сюзерена, идеалов, убеждений, любви, клятв... Отец Георгий не равнял себя с легендарными героями, он просто давным-давно привык рисковать жизнью, защищая добрых христиан от нечисти.

Хотелось бы знать, кого и от чего он защищает сейчас.

Епископ развернулся и с совершенно беззаботным видом отправился обратно в здание Официума.

Вряд ли "темные делишки" подчиненных будут зафиксированы на бумаге, но всегда можно попытаться взять след. Устраивать отцу Василию допрос с пристрастием пока рано.

Никуда он не денется.

Глава 11. Кошмары

Тьма.

Живая, клубящаяся, завивающаяся вокруг, что-то шепчущая на пределе слуха.

Элиза не видит почти ничего. Даже собственную вытянутую руку.

Под босыми ногами шершавый камень. Бежать больно, остановиться - невозможно. Ведь там, во тьме, злобные твари идут по следу, пыхтят, вытягивают вверх морды, прядают ушами, ловят звук и запах...

Нога подворачивается, она падает, обдирая колени, вскакивает и снова бежит. По голени течет горячее, растворяется во тьме с легким шипением.

Тьма рада крови.

Твари почти рядом. Элиза кричит, но звука нет. Здесь нет ничего - только тьма, бег и неведомые загонщики.

Впереди мелькает огонек. Светится верхушка шеста в руках темной фигуры. Кто-то в бесформенном балахоне стоит на корме пузатой лодочки. В ней есть еще люди - смутно знакомые, но сейчас Элиза не может вспомнить их имена.

Она кричит, машет руками, умоляет подождать... Голос срывается на хрип, но никто ее не видит и не слышит.

Лодка

беззвучно ускользает по непрозрачной воде. Тьма снова смыкается вокруг.

За окном гремела ночная осенняя гроза. Косой дождь бил в стекло, в зареве молний ветви качающихся деревьев отбрасывали ломаные тени на штору.

Элиза вздрогнула, очнувшись от кошмара.

Тьма еще здесь. Она растворяется, уходит, утекает в углы комнаты, обещая вернуться вновь.

Рядом, отвернувшись от Элизы, лежал Пьер. Видны только его плечо и затылок. Она приподнялась на локте и долго, пристально всматривалась - дышит ли он? Жив?

Элиза несколько раз протягивала руку - дотронуться до него, и отдергивала в последний момент. Вдруг вместо теплой кожи окажется... что-то другое?

От очередного раската грома Пьер пошевелился, что-то сонно пробормотал и, не просыпаясь, подтянул одеяло.

Ярким проблеском, ударом молнии пришло облегченно-счастливое: он просто крепко спит! Это был всего лишь ночной кошмар, дурочка!

Элиза прикасается к плечу мужа - теплому, живому!

Пьер просыпается мгновенно. Оборачивается к ней.

– Простите, - тихонько говорит Элиза, - мне приснилось...

Он раздраженно качает головой, молча обнимает Элизу и снова засыпает.

Ей неудобно лежать, шея затекла, руку он неловко придавил, но Элиза замерла и не пыталась повернуться. Ей было тепло и почти не страшно.

Когда Элиза проснулась, Пьера в постели уже не было. В окна било яркое солнце, только мокрые крыши соседних домов напоминали о недавно пролившемся дожде.

Элиза сладко потянулась, откинула одеяло и села на кровати.

Мир снова становился цветным. Тусклая серость, навалившаяся на Элизу в день, когда развалилась ее жизнь, немного отступила. Она глубоко вздохнула, чувствуя, как воздух расправляет легкие, как уходят напряжение и безнадежность.

Она даже не представляла, насколько тяжелый груз давил на ее плечи в последние месяцы. Этот камень никуда не делся, но почему-то стал немного легче.

День прошел в хлопотах. Элиза выбирала новую обивку для стен, листала каталоги с мебелью, представляя, как будет смотреться гарнитур с кружевной резьбой в обновленной гостиной. Так и не решила, на каком варианте драпировки портьер остановиться, но об этом можно будет подумать чуть позже.

Надо же было чем-то себя занять! Пьер прав, не нужно сидеть и сходить с ума от одиночества и безделья. Пусть это будет обстановка дома. Потом придумаем что-нибудь еще. Может быть, и правда пойти в вольные слушатели университетских лекций?

Пьер приехал к ужину.

Сначала все шло, как обычно:

– Вам понравились тарталетки?

– Да, спасибо, дорогая, очень вкусно.

И снова молчание до перемены блюд.

– Пьер, я попрошу подать чай в южную гостиную, - сказала Элиза, вставая из-за стола, - хочу обсудить с вами новый интерьер.