Семейные обязательства
Шрифт:
Бельская достала из дорожного кофра флакон и маленькую рюмку. Налила тягучей зеленой жидкости, пахнущей анисом, мятой и чуть-чуть кориандром.
– Выпейте, пожалуйста, - протянула Элизе рюмку дама-кавалергард.
– Это успокоительное. Поверьте, оно понадобится.
Элиза послушно поднесла к губам рюмку. Ей показалось, что по поверхности темной жидкости скачут золотистые искорки. Она с сомнением подняла глаза на Бельскую, но та только кивнула.
Элиза послушалась кавалергард-дамы, выпила лекарство одним глотком. Через
Или все дело в шоке от горя?
Элиза не хотела об этом думать - и на этот раз память была милосердна.
Из нескольких часов, проведенных рядом с умирающим Пьером, Элиза запомнила немного. За дверью были какие-то люди, а рядом с раненым - только она, врач и Бельская. Иногда кто-то заходил, и тогда из-за открытой двери Элиза слышала обрывки фраз.
...
– Слишком тяжелое ранение. Печень в клочья. Странно, что он все еще жив и в сознании - но счет идет на часы, если не на минуты.
...
– Мальчишки. Дурачьё. Один в могилу, второй в крепость, потом - в солдаты и тоже в могилу. Ради чего?
...
– Она же ребенок совсем, какая из нее заговорщица? Николаев совсем спьяну умом тронулся...
– Есть же маги! Артефакты! Если наши врачи ничего не могут - найдите колдунов! Вы кавалергарды или прачки?!
– Элиза вцепилась в мундир Бельской и кричала в ее грустное, круглое лицо еще что-то, но уже понимала - бесполезно.
– Простите. Такую рану не может исцелить даже маг.
И тихий, обжигающий шепот:
– Элиза, Лизанька, простите меня... И будьте счастливы... Не нужно вам на это смотреть. Дураком жил, дураком и помру. Простите, если сможете...
Она сидела на полу, прижавшись щекой к его руке. Кто-то ходил мимо, даже пытался с ней заговорить. Кажется, дядя Густав... Или кто-то другой?
Какая разница?
Ей пытались предложить стул - она только качала головой.
На рассвете Бельская осторожно прикоснулась к ее плечу.
– Пойдемте, Елизавета Павловна. Пожалуйста. Все закончилось. Не нужно вам здесь. Я отвезу вас домой.
Элиза вышла из кареты перед крыльцом. Подняла глаза на дом, внезапно ставший чужим. Рассветное солнце дробилось в окнах, празднично сверкал витраж над парадной дверью, белое мраморное крыльцо, раньше казавшееся таким красивым, теперь стало пятью ступеньками в одинокий ад.
Слез не было. Не было ничего, кроме пустоты.
– Кыш, скотина, - услышала она негромкий возглас.
Элиза обернулась на голос. На идеально ровной, выметенной дорожке, сидел тощий трехцветный котенок с большими ушами. Садовник шел к нему с метлой - прогнать. Он был глуховат, и, похоже, не заметил приезда барыни, иначе не показался бы.
– Стоять!
– рявкнула Элиза. Она сама не ожидала от себя такого резкого, командного голоса.
Садовник вздрогнул, увидел ее, остановился и почтительно поклонился.
– Извиняйте, барыня! Вот, повадился, блохастый. Я его вмиг!
Элиза подошла к котенку. Зверек сжался от ужаса, в последний момент попробовал отчаянно рвануться, но упал, подвернув покалеченную заднюю лапку. Шерсть была свалявшаяся и грязная, но можно различить белые, черные и рыжие пятна. Элиза где-то слышала, что трехцветными бывают только кошки.
И что трехцветка - к счастью.
Наклонилась взять ее на руки. Кошка из последних сил попыталась укусить, но Элиза подхватила ее под тощий живот.
Пришла странная мысль: "Нет никого, кто придет и спасет меня. Пусть хоть божьей твари сегодня повезет..."
Элиза осторожно, стараясь не сделать больно зверьку, положила ее себе на руку. Кошка замерла, то ли от ужаса, то ли смирившись с судьбой.
– Прохор, - громко и четко скомандовала она садовнику, - пусть пошлют за ветеринаром. Это звериный доктор, дворецкий должен знать. Я слыхала, Березин хороший специалист. Живо найти!
Прохор поклонился, закивал и кинулся к входу для слуг, передавать поручение.
Элиза вернулась к крыльцу, где ждала Бельская. Кавалергард-дама сделала шаг ей навстречу, качнув аксельбантом. Элиза заметила, что крепление шнура чуточку надорвано - кажется, это она и сделала, когда вцепилась в ее мундир и кричала о магах...
– Простите за аксельбант, - ядовито усмехнулась Элиза.
– Это, кажется, государственное преступление? Наша с папенькой семейная традиция...
– она была бы рада замолчать, но не могла остановиться.
– На этот раз оскорбление величества, да? Витой шнур - символ императорской власти, которую вы представляете?
– Ничего, Елизавета Павловна, - понимающе ответила Бельская.
– Забудьте об аксельбанте. Если кто-то в чем-то и виноват, то это я. Не уберегла... Я могу хоть что-то для вас сделать? Только скажите.
Элиза погладила кошку. Она был настолько тощая, что чувствовались все ребра и позвонки. Зверек вздрогнул, но убежать больше не пытался.
– Что бы нам попросить у императора, а, кошечка?
– прошептала Элиза, горько усмехнувшись, - полцарства? Принца в мужья?
Элиза подняла голову и посмотрела даме-кавалергарду в глаза.
– Вы вряд ли мне поможете, госпожа Бельская, - сказала она громко и отчетливо.
– А вот ваш коллега, на которого мой муж на самом деле работал, думаю, может. Если вы действительно хотите что-то сделать для меня - пусть он со мной встретится. И выполнит мою просьбу.
На кирпичной тумбе кружевного кованого забора сидел большой черно-белый кот в серебристом ошейнике. Кот с одобрением посмотрел на Элизу, баюкающую на руке покалеченную кошечку, потянулся, выпустив длинные когти, и спрыгнул на улицу.