Семейные обязательства
Шрифт:
Ей навстречу поднялся узколиций темноволосый господин в мундире гетенхельмской стражи. Он почтительно поклонился хозяйке.
– Здравствуйте, госпожа Румянцева. Я Лисин Сергей Николаевич, следователь стражи Гетенхельма.
– Здравствуйте. Мне очень жаль Григория. Что с ним случилось и чем я могу вам помочь?
***
Вовка Огрызок, он же - Владимир Савич, мещанин, владелец лавки недорогих ювелирных изделий, давно был под подозрением в скупке краденого. До последнего времени на него особо не обращали внимания,
Поутру, сразу после открытия лавки, Огрызка навестила арест-команда во главе со следователем-стажером. Много чести Огрызку - людей посолиднее от дел отвлекать. Стажера с него хватит.
Стажер скучал и тщательно описывал конфискованное имущество: женская сумочка с цепочкой из белого металла, чайный сервиз со следами (возможно) позолоты, одна из чашек с трещиной. Латунный портсигар, украшенный эмалью... и тому подобный дешевый ширпотреб, добыча мальчишек-карманников. Во время исследования тайника под стойкой (чего б поинтереснее придумал, горе-воротила) в лавку ввалился тип, немилосердно воняющий дешевой сивухой. Он быстро сообразил, что не угадал со временем визита и попытался удрать, но глазастый стажер заметил на его стоптанных сапогах бурые следы, похожие на кровь.
Городовые, привычные и не к такому, быстро скрутили посетителя. В его карманах обнаружились драгоценности, каких никто из присутствующих и в руках-то никогда не держал.
– Може, стекляшки, Ваш-бродь?
– пробасил старшина городовых.
– Разберемся, - приосанившись, веско ответил стажер.
Огрызок сдавленно просипел, что видит мужика впервые в жизни.
– Опупел, Огрызок?
– во все горло возразил тот.
– Я ж тебе, выжиге мутному, спокон века хабар ношу, проклятущий ты клоп!
– Я опупел?! Хайни, пьянь ты подзаборная, что ж тебя черти сюда носят! Не брал я у тебя ни...
– Огрызок осекся, глянул на суровых городовых и закончил тихонько: - ничего. Господа стражники, ни при чем тут я, все от доброты...
Стажер наслаждался мгновениями триумфа.
Все обстоятельства прояснились быстро. Пьянчужка Хайни был постоянным клиентом Огрызка, носил ему все, что попадалось под руку - от шкатулки покойной матушки до посеребренной сахарницы, хитроумно стащенной из летнего кафе в прошлом августе. Он не скупился на подробности мелких краж, резонно полагая, что светит ему за все художества максимум полгода исправительных работ. Зимовать на какой-нибудь тюремной лесопилке с гарантированной кормежкой всяко лучше, чем выживать в заснеженном Гетенхельме, прячась от злых дворников. Метлой по загривку - малоприятные ощущения.
– А цацки енти я в канаве нашел, вот. Покажу, чего ж не показать. Туточки, неподалеку, под мостом...
Стажеру очень не хотелось лезть в припорошенную нетронутым снегом илистую грязь, скопившуюся под небольшим каменным мостиком через узкий приток Райса. К тому же снег прошел ночью, а Хайни утверждал, что копался тут часа полтора назад. Пришлось пожестче тряхнуть незадачливого воришку. Осознав радужные перспективы обвинения в убийстве и разбое (а это виселица, без вариантов), Хайни побледнел и показал другой спуск под тот же мостик, за сараями. Там и нашли тело молодого мужчины в добротном пальто. Под телом, втоптанный в грязь, лежал бумажник с документами.
Как ни мечтал стажер о серьезном самостоятельном расследовании, его похлопали по плечу, похвалили и отправили дописывать протокол изъятия ценностей из ювелирной лавки. А дело досталось опытному следователю Лисину.
Он и отправился на место работы жертвы - в особняк Румянцевых, предъявлять хозяйке драгоценности.
***
– Вам знакомы эти предметы, Елизавета Павловна?
– спросил Лисин, разворачивая на столике бумажный пакет.
Он пристально следил за реакцией госпожи Элизы, но не заметил ничего необычного - сначала недоумение, потом удивленно распахнутые глаза.
– Да, - медленно сказала она.
– Очень хорошо знакомы. Вот это - помолвочное кольцо, Петр Васильевич подарил мне его, когда сговорились о свадьбе. Оно передается в его семье несколько поколений. Брошь - тоже его подарок. Гарнитур, - она указала на колье и серьги, - из фамильных драгоценностей рода Румянцевых. Откуда они у вас?
– Изъяты у бродяги, пытался продать их за бесценок. Утверждает, что нашел сверток рядом с телом вашего лакея. Возможно, врет, но нужно выяснить все детали. У Григория была возможность украсть ваши украшения?
– Возможность была, конечно... Но... Муж говорил о нем, как о самом верном слуге. Что-то о том, что на Григория всегда можно положиться, что он всецело предан Румянцевым. "Так то -Румянцевым, - эхом пронеслось в голове Элизы.
– Ты Лунина, девочка..."
– Он был очень набожен, - сказала она вслух.
– Каждое воскресенье на службы ходил, жертвовал приходу, даже, кажется, в детском приюте помогал... Не вяжется такая набожность с кражей!
Пойдемте, - встала она, - нужно проверить...
Элиза быстро пошла к себе, не посмотрев, следует ли за ней Лисин. Только слышала его шаги за спиной.
Лестница, коридор, дверь в покои хозяйки, туалетный столик...
Протянув руку к шкатулке, Элиза похолодела. Ей казалось, что хотя бы в своих покоях она в безопасности.
– Сергей Николаевич, сами посмотрите, - сказала она как можно спокойнее.
– Вот здесь лежали украденные украшения, - она указала на пустующие футляры, - но в шкатулке есть вещи и подороже. Например, это колье. Ему больше трех веков, его заказал мой предок для своей невесты.
– Получается, он украл только фамильные драгоценности Румянцевых?
– Получается, так...
Элиза медленно, как сквозь толщу воды, подошла ко второму столику, рядом с которым стоял следователь, и налила себе бренди из графина. Лисин был совсем близко от нее, но почему-то не сделал вежливый шаг назад, а, кажется... Принюхивался?
– Хотите бренди?
– спросила она.
– Нет, спасибо. Я на службе.
Элиза почти поднесла к губам стакан, когда Лисин шагнул к ней еще ближе и придержал запястье.