Семейные обязательства

Келин Алексей

В сквере при здании Синода было безлюдно. Все, кто был на совещании, постарались либо побыстрее разъехаться в теплых каретах, либо найти себе дела под крышей, у печей или каминов.

Отец Никодим поежился, кутаясь в плащ.

– Вот ведь, незадача, - пробурчал он.
– В Гарце у меня прекрасная шуба есть, из зимнего меха горного тролля. Мохнатая, теплая, как раз на такую ветреную стужу. Выглядит, правда, жутковато - вот я и не взял. Думал, придется по паркету шаркать да политиканство разводить, какие тут тролли... Рассказывай, отец Георгий, пока я, старый, не заледенел вконец. Это ты у

нас - Жар-Птица, мне жару не досталось.

– У меня возок за углом, с печкой, - все так же без улыбки ответил Жар-Птица.
– Не хрусти костями, все равно не поверю. Небось, сам тролля и завалил?

– Сам, не сам - дело такое...

Отец Никодим остановился и сделал вид, что любуется обледеневшей вишней. Ветром с нее скинуло весь снег, и стали отчетливо видны веточки-сосульки. Так бывает, если после слякоти резко подмораживает - вода не успевает стечь и становится ледяной глазурью на деревьях.

– Боишься чужих ушей?
– спросил охранитель из Гарца.

– Боюсь, - кивнул отец Георгий.
– Я теперь пуганая ворона, от каждого куста шарахаюсь. Тебе, отец Никодим, я верю. Если доживу до завтра - поверю окончательно.

– Ты мне льстишь, - покачал головой старик.

– Приучили к низкопоклонству в столице, - кивнул отец Георгий.
– Вот, возьми ключ и запомни. Дело номер сто сорок пять - семь - восемнадцать. Если я через месяц не подам сигнал - по этому номеру в хранилище улик в архиве своего отделения найдешь шкатулку. Там документы. Доказательства воровства столичных иерархов и подготовки Архиепископом Гетенхельмским государственного переворота. Делай с ними, что сочтешь нужным.

– Солидно, - хмыкнул отец Никодим.
– И откуда в моем архиве такие богатства?

– Церковная почта, - улыбнулся отец Георгий.
– Мы постоянно обмениваемся посланиями и посылками. Если в отделение Охранителей Гарца, в числе прочих пакетов, приходит коробка в сопроводительным письмом: "приобщить к делу номер..." - секретарь берет и приобщает, не задумываясь. Я таких посылок пару десятков уже отправил.

– Ладно, - кивнул отец Никодим, почесывая переносицу.
– С этим понятно. Но мне нужны подробности. В тебе-то я уверен, а вот в твоих источниках информации - нет. Пойдем, будешь мне экскурсию проводить. И не забывай махать руками в сторону достопримечательностей, ты ж теперь столичная штучка, мне, остолопу провинциальному, успехами хвастаешься.

– За нами наблюдают?
– буднично спросил отец Георгий.

– Угу. Викарий на крылечке, у тебя за спиной. Уж больно старательно дышит вашим столичным угольным дымом. Мне одно пока непонятно, - тем же несерьезным тоном спросил отец Никодим, - ты же за здравие Владыки Гетенхельмского свечки ставил, считал себя обязанным ему по гроб жизни. И такие перемены?

Отец Георгий опустил глаза.

– Если бы Владыка отправил на смерть только меня - я бы пошел, не задумываясь. Но...

– Как патетично, - фыркнул отец Никодим.
– В компании тебе неинтересно? Хочешь в одиночку стать героем? Или помирать боязно?

Отец Георгий слепил небольшой снежок и подбросил на ладони.

– В корень смотришь, отец Никодим. Трус я. И гордец. И совесть моя не чиста - Владыка на меня рассчитывает, а я его замысел

планирую развалить по кирпичику. Выслушаешь?

– Куда ж я денусь. Только давай покороче, я скоро зубами стучать начну.

– Вот, согрейся, - отец Георгий протянул собеседнику фляжку.
– Крепленое, тебе понравится.
– А я вкратце расскажу, что у нас тут происходит. Меня в столицу вытащили, чтобы руками никому не нужного дурака из захолустья, - на этих словах отец Георгий чуть запнулся, а охранитель Гарца фыркнул и сделал большой глоток из фляги. Крякнул и махнул рукой - продолжай, мол.

– Моими руками, - вздохнул отец Георгий, - упечь в дальние монастыри пару мелких церковных казнокрадов. Вот, мол, смотрите, какие нехорошие люди, но церковь с симонией борется изо всех сил. На самом деле в императорской благотворительности - бардак, выделяются немалые суммы на уже не существующие приюты, больницы и так далее. Эти деньги оседали у Архиепископа и еще нескольких сановников, в документах все есть, найти попечителей было не сложно. Но это полбеды... имперская канцелярия взялась за проверку затрат. Мы, конечно, служители Господа, но все мы грешны, а кто платит - тот и музыку заказывает. Если император, а точнее канцлер, начнет полностью контролировать крупные денежные потоки Церкви, ни о какой самостоятельности иерархов и речи больше не будет. Раньше Синод формально слушался Императора, но, по сути, у него был совещательный голос. Александр хочет абсолютной власти. Владыка Гетенхельмский резко против, и даже не в деньгах дело, а в самой сути церкви.

– Император - потомок Мстислава, Святой, что бы он ни творил. Владыка решил пойти против воли Божьей?

Отец Георгий снова вздохнул.

– Отец Императора Александра, принц Ульрих - огненный маг, - медленно, отчетливо сказал он.

Отец Никодим помолчал несколько секунд, потом показал глазами вправо. К ним прогулочным шагом направлялся спустившийся с крыльца викарий.

– Аж в пять этажей?!
– во все горло ахнул охранитель Гарца.
– И как такая махина не развалится?!

Отец Никодим с деревенской простотой поймал проходящего мимо викария за рукав мехового пальто и спросил все так же удивленно: - Неужто не врут, а? Домину высоченную строить собрались?

– Его преосвященство совершенно прав. Проект, разработанный лучшими имперскими инженерами Университета Гетенхельма, действительно предполагает пять этажей. Прошу простить, я не слишком сведущ в строительстве, - прошелестел викарий, - вам лучше обратиться на инженерную кафедру, вам все расскажут.

Он почтительно поклонился епископам и ушел в сторону ворот.

– Ну, дает наука!
– громко восхитился отец Никодим еще раз.

– Думаешь, он тебе поверил?
– со скепсисом спросил отец Георгий.

– Нет, конечно, - отмахнулся отец Никодим.
– Зато на какое-то время мы без слежки. Потом кто-нибудь обязательно устроит у меня обыск, так что ключик возьми обратно, уж как-нибудь вскрою я твой ларец. О принце - уверен?

– Сам видел, но не сразу понял. Он потому и отрекся. Императрица должна была бы его казнить или заставить постричься в монахи, но материнская любовь победила. Просто отправила подальше, а наследником объявила внука.