Семейные обязательства

Келин Алексей

Но вокруг был сказочный Гнездовск. Она была здесь одна, своей волей, и ей это очень нравилось.

"Я люблю вас", - неслышно сказала она всем. И умершим маме и тетке (думать о незнакомой Елизавете, как о матери, не получалось - да и не нужно), и отцу, отдавшему свободу и честь ради ее замужества, и неизвестному возлюбленному Елизаветы, который, видимо, и не знал об Элизе...

Я люблю вас. Но решать буду сама.

Элиза с весело тряхнула головой.

Если не выйдет с наследством - пойду работать. Лучше пойти в письмоводители, чем оставаться объектом чьей-то заботы. На еду для нас с

кошкой Гердой я уж как-нибудь наскребу, а без богатых нарядов прожить можно, тем более что мне негде в них блистать. Не зовут дочь заговорщика на светские рауты, вот ведь... неприятность какая.

Ну и пусть.

Для закрепления символического эффекта отказа от условностей этикета (или - из детской вредности), она достала из корзинки печенье-елочку и съела прямо на крыльце банка. Угощение оказалось идеальным - хрустящим, но легко тающим во рту; в меру сладким, с нотками имбиря и малины.

Элиза тут же потянулась за следующим.

Вечерело. Фонарщики уже вышли на улицы, переставляли свои с длинные лестницы от столба к столбу, зажигали теплые огоньки. Элиза смахнула с рукава несколько снежинок, и с улыбкой смотрела, как падают новые, такие разные, огромные...

Город пах прошлогодней пожухлой травой на присыпанных снегом газонах, лошадиным навозом, сладкими плюшками из лавки на углу, мокрым ветром, дымом из печей и чем-то еще, неуловимым, незнакомым и сладким.

Элиза медленно шла по бульвару, любуясь вечерним Гнездовском - украшенными мишурой елками, разноцветными магическими огоньками в витринах, искусно вырезанными ледяными скульптурами на аллее...

В окне первого этажа солидного каменного дома она увидела мальчишку лет четырех. Парнишка уперся ладошками, прижался к стеклу носом и увлеченно корчил рожи прохожим. Подбежала запыхавшаяся нянька, оттащила сорванца и задернула шторы.

Элиза улыбнулась им вслед.

Афишная тумба обещала "почтеннейшей публике" премьеру новой пьесы "Танец сказок", выступление труппы воздушных гимнастов, соревнование по гонкам на санях и ярмарку зимних разносолов.

– Мы задержимся здесь на какое-то время, - сказала Элиза охране.
– Банкиры хотят проверить мои бумаги.

– Билеты на премьеру раздобыть, - понимающе кивнул Эрик.
– И к циркачам. Интересно, где они выкрутасничать собираются, неужто под открытым небом?

– Вот и выясни, - попросила его Элиза.
– А я поужинаю - и домой, читать книжки и есть сладости. Раз уж послала судьба нежданную передышку, нужно ею пользоваться.

Гнездовск обещал стать жизнью-вне-времени. Элиза была здесь чужой, никто не знал ее, никто не обращал внимания, никто не кривился вслед с брезгливой ухмылкой, не шептал "загово-о-орщица!", не отводил глаза... просто не замечали.

Ее это полностью устраивало.

Даже если ничего не получится из безумной идеи - получить наследство - она уже благодарна Гнездовску за чудесные зимние каникулы. И за коринку с печеньем.

Элиза прошла дальше по бульвару и села поужинать в маленьком уютном кафе. За окном снова повалил густой снег. Он завивался причудливыми узорами, рисовал добрую сказку дороге к теплому дому, горящему очагу и разогретому ароматному вину с травами в высокой кружке.

Вот она,

эта кружка. Прямо перед тобой. Возьми в руки теплый фарфор, согрейся, отдохни. Пусть здесь не дом, а всего лишь остановка в пути.

Ты сама построишь свой дом.

Элиза улыбнулась своим мыслям и достала из корзинки еще одно печенье.

***

Гнездовская традиция новогодних карнавалов уходила корнями в далекое прошлое. Испокон века темным и глухим зимним вечером люди надевали шубы наизнанку, закрывали лица личинами и веселились вовсю, пугая злых зимних духов.

Прежние гнездовцы приносили жертвы богам и звали весну; их потомки просто развлекались, делая вид, что совсем не помнят старые обычаи. К тому же - предки отмечали самую длинную ночь, а мы - рождение Нового года.

Кринки с молоком и свежий хлеб у печки? Цветные ленточки в венике? Не ваше дело. Вот, плюшку возьмите, да отщипните очагу. Вкусно? Славно, славно... А теперь шагайте, нечего по хате шастать. Идите на площадь, там гулять будут до утра.

На одну ночь, от синего декабрьского заката до блеклого январского рассвета во всем княжестве пели, плясали, пили, угощались и напрочь забывали, кто здесь крестьянин, кто рыцарь, кто знатная госпожа, а кто - прачка из портового квартала.

Говорят, даже старые духи лесов и полей... Да мало ли, что говорят? Сказки всё. Хотя, кто ж их знает, может, вон тот, с синей рожей, не краской размалевался, а вовсе даже омутник?

В веселой толпе забывали и звания, и родословные. Мелодично смеющаяся дама в лисьей маске могла оказаться и княжной, и шлюхой, а ее кавалер в черной повязке - военным, старьевщиком, рыбаком, купцом, разбойником...

Вам-то какая разница? Лучше медовухи выпейте - пряной, густой... Осторожно! Горячая! Поберегите губы - их, коли повезет, обожжет поцелуем незнакомка...

Это была ночь-между. Между Явью и Навью, между старым и новым годом, между жизнью и жизнью.

Невозможная, нереальная ночь.

Элиза читала об этом обычае, но было самой принять участие? Страшновато... Или это просто старая привычка бояться всего, что может не понравится кумушкам в светских салонах?

Элиза отодвинула портьеру и посмотрела на улицу. Окна выходили на широкий бульвар, ведущий к площади у Гнездовской ратуши. Там, на заметенном снегом газоне, человек пятнадцать в масках играли в снежки. Хохотали, как дети, кидали снежными комками друг в друга и в проходящих мимо. Невысокая девушка подпрыгнула и закинула кусочек льда за шиворот зазевавшемуся кавалеру. Тот весело взвыл, погнался за ней...

Портьера в руке Элизы задергалась. Это кошка Герда прыгнула на качнувшуюся кисть гардины, вцепилась в нее зубами и когтями и увлеченно, с рычанием драла добычу.

Дворовая гетенхельмская кошка лапой скребла на приличия. Она хотела играть.

Элиха вздохнула и отошла от окна. Еще примерно четверть часа она провела, пытаясь вникнуть в сюжет занудного романа из "Дамской библиотеки". Перевернула очередную страницу, пробежала глазами строчки от слов: "синий взор прекрасной темноволосой девушки" до "его сердце колотилось как колокол".