Семнадцатая карта
Шрифт:
— Сообщишь, если только сегодня начнется конец света.
— Кажется, он начался, — негромко сказал ординарец.
Эстэ не поверил. Чтобы посмеяться как следует над Берией, он приказал позвать Ворошилова, Буденного и некоторых сопровождающих лиц.
— Пусть сюда спустятся узе.
— Ну докладывай.
— Границу перешел иностранный разведчик. Говорит, что имеет сведения государственной важности.
— Кто такой?
— Фишер-Абель.
— Шутить изволите? — Эст мрачно посмотрел на создателя атомной бомбы. — Он же в Англии. Недавно я даже марку с его изображением приклеивал на конверт.
— Я помню. Вы посылали поздравления с праздником Победы товарищам Хрущеву и Брежневу. Ну, нашим товарищам из Будущего.
— Ну веди, веди его сюда быстрее.
Вошла Эдит со связанными за спиной руками.
— Кто это? — спросил Эст.
— Это наш разведчик Фишер Абель.
— Вот это? — Эст повернулся на высоком вращающемся стуле. — Ты его хоть видел когда-нибудь?
— Видел.
— Ну и какой он? Такой, что ли?
— Нет, он был худой и высокий. Но послушайте, товарищ Эст, я уже не уверен, могу ли я верить…
— Кому мне?
— Нет, себе. То я министр, которому практически уступают в интеллекте разные — слово на букву х — Оппенгеймеры, Резерфорды и Ландау, то я просто-напросто твой ординарец. Как эти… — он кивнул на официантку, официанта и бармена. В их роли были Буденный, Ворошилов и Троцкий. — Троцкий в роли официантки, естественно. Ибо кто же он, как не проститутка Троцкий? — Тоже не хотели, сначала работать по своей первой специальности барменами и официантами, но тов. Эс им объяснил, что иначе они не могут находиться и интимных отношениях. Всегда иначе при их встречах будут присутствовать посторонние. Кругом шпионы-мионы, надо соблюдать конспирацию.
— Я теряю в себе уверенность, — продолжал Берия.
— Из-за того, что сегодня я назначил тебя метрдотелем этой конспиративной явки?
— Нет, что мажордом, метрдотель или ординарец — мне практически все равно. Хотя, конечно, неприятно. Но дело в другом. Эти Оппенгеймеры и Ландау могут понять то, чего другие не могут даже себе представить. Я нет. Обидно. Чем я хуже? Вот решил попробовать.
— Решил попробовать, — повторил Эс и поправил повязку на голове. — Этого действительно нельзя ни понять, ни представить. Зачем ты привел ее?
— Я побоялся расстрелять человека, который назвался Фишер-Абелем.
Эс опять поправил повязку на голове и позвал Эдит:
— Иди сюда, корова.
Эдит растерялась и не нашлась, что ответить.
— Пей, сука, — и он поставил перед дамой большую рюмку текилы.
— Нет, не буду. Перед смертью не надышишься.
— Пей — слово на б — я тебе сказал, — и вождь дал ей подзатыльник.
С испугу пришлось выпить.
— Значит, ты говоришь, что ты Абель? Невероятно! — Он слез с высокого стула и сделал два шага вправо. — Ладно, сейчас я тебя проверю. Абель любил петь песню про Щорса. Надеюсь, ты ее помнишь? Спой. А что? Не в роли, что ли? Вон недавно Маленков тоже говорит:
— Я не в роли. — Пришлось ему черепок пробить, чтобы голова была обвязана и кровь была на рукаве. Все равно не смог.
Отправили гада строить Самарканд.
— Кем?
— Что, кем? Завсклад или таваровед. Не помню точно. Тебя бить по голове не надо, ты и так в форме. Пой.
— Не могу.
— Значит, ты не Фишер-Абель.
— Или, — она чуть помедлила, — Абель не умел петь эту песню. — Она сама налила рюмку текилы, лизнула соль прямо с прилавка, как это делал тов. Э и залпом выпила всю рюмку. — Брр. — Очень вкусные кактусы.
— Ладно, эту проверку ты прошла. Но ведь, мать твою, Абель же был мужиком, а ты баба.
— Ну и что, — раздался голос Ворошилова из-за барной стойки, — вон Троцкий тоже когда-то Армией командовал, а сейчас просто официантка. Но ведь от этого он же не перестает быть нашим человеком. Правильно я говорю, Ко?
— Не суйся в ведение допроса, Вара, пока я тебя лично не попросил об этом. Вот скажу, налей ему, — он кивнул на Фишера, — смертельного яду и чтобы обязательно помучился, тогда будь добр, вмешивайся, пожалуйста, наливай доверху. Пока же — заткнись.
— Ладно, — добавил он, — поживи пока здесь.
Тут принесли ужин, а Эдит даже тарелку не поставили.
— А мне? — спросила она. — Как же я есть буду?
— А ты на ужин себе узе заработала? — ухмыльнулся Э и попросил Троцкого налить всем по большому бокалу Киндзмараули.
— И ей? — осведомился бывший Командарм.
— Конечно. Я угощаю.
— Так угостили бы меня лучше едой, — сказала Эдит. — Я не ела двое суток, пока шла через линию фронта.
— Что еще за линия фронта, что ты плетешь? — Вождь вытер кусочком лаваша соус с тарелки. Почти, как мой друг Хемингуэй.
— Мы прорывались через заслон американцев, потом через заслон красной армии, а потом прорывали фронт Аненербе.
— Прорывали фронт Аненербе?
— Я уж и сам не пойму, толи прорывали, толи они нас преследовали, — сказал Фишер.
— Складно врешь. Удивительно только, что ты не знаешь, как Абель зарабатывал себе на хлеб с маслом. И да: называй меня Щорсом. Здесь я на отдыхе. Поэтому просто — Щорс. Или можешь подробно: Командир партизанского отряда. Тебя не затруднит?
— Хорошо. — Эдит схватилась за перевязанную голову. — Я вот этого я не знаю. — И добавила: — Может, подскажете? Я ведь была контужена при переходе Границы.
— Это проверка, поэтому подсказать мы тебе не можем.
— Не считай нас дурее атомной бомбы, — сказал Берия.
— Может, я должна шпионить? Только за кем? За вами? — Она хотела что-то еще добавить, но Командир партизанского отряда перебил:
— Ты уже отшпионилась.
— Как это? Значит, больше я не пойду на задание?
— Нэт. Нет узе.
— А если америкашки придумают что-то новенькое? Есть на свете очень большие тайны. Например, Зве… — она поняла, что чуть не проговорилась. Если бы она ляпнула в этой компании про Секретную Звезду. Все — точно бы съели заживо.