Сердца четырех
Шрифт:
– Так, так, так, – Штаубе стал выбрасывать вещи на полу, бегло просматривая их. Под одеждой оказался потрепанный скрипичный футляр. Штаубе открыл его. В футляре лежало что-то продолговатое, завернутое в целлофановый пакет. Штаубе развернул пакет и вынул из него женскую руку, грубо отрубленную по локоть. На безымянном пальце руки было золотое обручальное кольцо, с мизинца была снята кожа. Штаубе замер, глядя на руку, потом бросил ее в чемодан, схватил руку близстоящего Реброва и поцеловал.
– Как вам не стыдно, – отстранился Ребров и пошел к лестнице.
– Виктор Валентинныч, голубчик, – Штаубе приподнялся с колена.
– Чай, чай пить, – Ребров стал спускаться вниз.
– Ой… Господи, – Штаубе вытер пот со лба.
– Вам коньяку, или валерьянки? – улыбалась Ольга.
– Мне? Коньячку, коньячку!
Закрывшись в бильярдной. Ребров и Штаубе играли в «пирамиду». Оба шестисвечных шандала были зажжены, на тумбочке стояла ополовиненная бутылка армянского коньяка.
– Троечку от борта налево, – Штаубе прицелился и забил шар, – оп! Эдак я вас голым оставлю… девять в серединку.
– Если б вы, Генрих Иваныч, так на раскладке работали, – Ребров допил свой коньяк. – Тогда б мы уже были в Красноярске.
– Раскладка – раскладкой, а вот… – Штаубе забил шар.
– То, что мы укатали эту падаль и вставились к партийцам, это, батенька, дело архиважное, как сказал бы лысый.
– Райкомовцы, между прочим, целиком ваша забота, – Ребров вынул шары из луз, положил на полку, – если Герасимов не пойдет на замену, тогда нашему промежуточному – грош цена.
– Пойдет, куда он денется, – натирая кий мелом, Штаубе смотрел на стол, – Герасимов висит на Коваленко, а Коваленко на Большакове. А Большакову мы в любое время суток можем сказать: ату, Сергей Сергеич. Пять, четырнадцать направо.
– Проблематично, – пробормотал Ребров.
Штаубе промазал:
– Всегда вы под руку…
– С Герасимовым есть одна тонкость… пять направо, – Ребров забил шар, пошел вокруг стола. – Представьте себе такой вариант: вы давите через Большакова на Коваленко, он пробивает замену, Герасимов подписывает, мы получаем диски. Таня едет в Питер, я с Найманом наведываюсь к соплякам, которые честно соглашаются, честно проводят восстановительные работы, и так же честно… семь в середину… показывают ведомости Рыбниковой, которая сразу же докладывает Герасимову, замыкая, тем самым, порочный круг. А Герасимов…
– А Герасимов кладет докладную Рыбниковой под свою толстую жопу и молчит, как камбала, потому что у Большакова не только письмо, но и алматра.
– Вы уверены?
– Видел собственными глазами.
– Тогда это меняет дело, – задумался Ребров.
– Меняет дело, меняет де-е-е-ло-о-о, – пропел Штаубе, суетясь у стола, – «дедушку» от борта в середину. Оп! Вы на бобах, Виктор Валентиныч. Будем доигрывать?
– Да нет, – Ребров положил кий, – с Таней вы когда свяжитесь?
– Хоть завтра, – старик налил себе коньяку, – как закончим, так и позвоню. Или вы хотите сейчас?
– Сейчас, – проговорил Ребров, глядя на свечи.
В 9.25 утра машина Реброва подъехала к зданию райвоенкомата Октябрьского района и встала на обочине.
– После знедо позовем, – сказал Ребров и открыл дверцу.
На нем была зимняя форма подполковника ВВС, Ольга была одета в форму старшего лейтенанта милиции. Штаубе и Сережа сидели в своей обычной одежде.
Ребров и Ольга вышли из машины, поднялись по ступенькам, вошли внутрь. Сидящий за стеклянным барьером дежурный лейтенант встал, отдал Реброву честь, Ребров на ходу ответил. Они поднялись на второй этаж. В коридоре было пусто. Ребров подошел к кабинету начальника военкомата и открыл дверь.
– Здравствуйте, – сказал он секретарше, печатающей на машинке.
– Здрасьте, – она приветливо улыбнулась, – а они вас в Ленинской комнате ждут.
– Ясно, – Ребров закрыл дверь, двинулся дальше по коридору.
Ольга следовала за ним. Они вошли в Ленинскую комнату. За столом, покрытым красным сукном, сидел начальник военкомата полковник Ткаченко, поодаль на стульях сидели: подполковник Лещинский, майор Зубарев, майор Духнин, капитан Королев, капитан Ломейко, капитан Беляков, капитан Терзибашьянц, старший лейтенант Волков.
– Здравствуйте, товарищи, – бодро сказал Ребров.
– Николай Николаич, приветствую! – заулыбался, вставая Ткаченко. Они пожали друг другу руки. Офицеры встали. Ребров поздоровался с каждым за руку. Ольга стояла возле двери.
– Подойдите сюда, – холодно сказал ей Ребров.
Она подошла и встала, опустив голову.
– Представьтесь, – скомандовал Ребров.
– Следователь Кировского РУВД города Москвы, старший лейтенант милиции Фокина Светлана Викторовна.
– А-а-а… – Ткаченко подошел к ней, заложил руки за спину. – Вот, значит, мы какие. А годков нам сколько?
– Двадцать шесть, – тихо ответила Ольга.
– Неплохо, очень неплохо! – поморщился Ткаченко. – Двадцать шесть и двадцать шесть, сколько это будет? А?
– Пятьдесят… два, – еле слышно произнесла она.
– Пятьдесят два, – повторит он, злобно глядя на нее. – Открой, Евгений Степаныч.
Капитан Королев подошел к двери, противоположной входной, отпер ее и стал спускаться вниз по ступенькам.
– Прошу, – мотнул головой Ткаченко. Ольга последовала за Королевым. Остальные двинулись за ней. Они спустились по лестнице и вышли во двор военкомата. Во дворе стояло несколько машин. Королев подошел к серо-голубому микроавтобусу, открыл дверцы, сел за руль. Ткаченко сел на переднее сиденье, остальные разместились в салоне.
– Поехали, – кивнул Ткаченко.
Королев завел машину, они выехали со двора и поехали по улице Вавилова.
– Николай Николаич, а что Моисеев? – спросил, не оборачиваясь, Ткаченко.
– В командировке, – ответил Ребров.
– Ну, тем хуже для него.
Свернули на Профсоюзную и минут через пятнадцать выехали из Москвы. Профсоюзная перешла в Калужское шоссе, Королев прибавил скорость. На тридцать шестом километре микроавтобус свернул с шоссе направо и поехал через лес по прямой, хорошо расчищенной дороге. Километра через два дорога уперлась в массивные ворота с красными звездами. Королев посигналил, ворота открылись, машина поехала и остановилась в КПП, перед полосатым шлагбаумом. Подошел солдат с автоматом. Ткаченко протянул ему из окошка бумагу и удостоверение. Солдат зашел на КПП и вернулся с лейтенантом. Лейтенант возвратил Ткаченко удостоверение, козырнул. Шлагбаум поднялся, машина въехала на территорию.