Сердце Ангела. Преисподняя Ангела
Шрифт:
– Какая это другая?
– Там две колдуньи: одна белая, а другая черная. Моя живет в Париже.
– Гарри, друг мой, ты что?
– Близняшки они, понимаешь? Ясновидящие сестры Крузмарк. Одна – Мэгги, другая – Милли.
Уолт потер загривок и нахмурился.
– Похоже, тебя водят за нос. У Маргарет Крузмарк нет сестер.
Я чуть не поперхнулся элем.
– Это точно?
– Сто процентов: я только вчера проверял. У меня их папка весь вечер на столе лежала. От жены у Крузмарка была только одна дочь. Одна. «Таймс»
– Вот я идиот, а?!
– Не спорю.
– Она меня как младенца провела, а я и проглотил! А ведь мог бы догадаться: выходило-то у нее слишком уж гладко…
– Погоди, я опять ничего не понимаю.
– Прости. Это так, мысли вслух. Слушай, сколько на твоих? У меня пять минут второго.
– Около того.
Я не стал забирать сдачу.
– Мне пора.
– Ну иди, раз пора, что с тобой делать. – Уолт улыбнулся своей кривой улыбкой.
Когда я вошел в контору, Епифания уже дожидалась меня в приемной. В своей шотландской юбочке и синем кашемировом свитерке она была похожа на студентку.
– Прости, я задержался.
– Не извиняйтесь, это я раньше пришла.
Она отбросила истрепанный спортивный журнальчик и вытянула ноги. От ее присутствия даже подержанное, поддельной кожей обитое кресло, в котором она сидела, выглядело много лучше обычного.
Я открыл дверь в перегородке из пупырчатого стекла.
– Ты что хотела?
– Контора у вас не очень-то.
Прижав к груди мою коллекцию допотопных журналов, она другой подхватила со столика свою сумочку и сложенное пальто.
– Видно, не такой уж вы знаменитый сыщик.
– Предпочитаю не тратиться на обстановку, – отвечал я, пропуская ее вперед. – Мне за работу платят, а не за интерьеры.
Я закрыл дверь и повесил пальто на вешалку.
Епифания подошла к окну с золотыми буквами и выглянула на улицу.
– Кто вам поручил искать Джонни? – спросила она, всматриваясь в свое отражение.
– Это я тебе не могу сказать. Конфиденциальность – часть моей профессии. Садись.
Я взял у нее пальто и повесил его рядом с моим. Епифания тем временем уселась в мягкое кожаное кресло напротив стола. Это был единственный приличный предмет мебели в моей конторе.
– Ну, что у тебя? – спросил я, опускаясь в свое вертящееся кресло.
– Эдисона Свита убили.
– Да, я видел в газете. Только что же ты удивляешься? Ты сама его под монастырь подвела.
Епифания вцепилась в сумочку, лежавшую у нее на коленях.
– Вы что, с ума сошли?
– Может, и сошел, только я не дурак. Одна ты знала, что я говорил с Ножкой. Ты же и заплатила, чтобы ему подсунули лапу с бантиком.
– Вы все не так поняли.
– Да неужели?
– Никому я не платила. Когда вы ушли, я позвонила племяннику, он как раз рядом с «Петухом» живет. Ну и попросила, чтобы он взял куриную лапу и сунул Ножке под крышку рояля. Ножка трепался много. Надо было сделать ему внушение, чтобы лишнего не болтал.
– Хорошо
– Вы что думаете, если бы я его убила, я к вам вот так просто бы пришла, да?
– Кто знает. Ты у нас девочка способная. Вон что в парке вытворяла, прямо талант.
Епифания вздрогнула и принялась хмуро кусать пальчик. Прямо малолетняя прогульщица пред ясными очами директора. Если она притворялась, то притворялась умело.
– Какое вы имеете право за мной следить? – спросила она, глядя в сторону.
– Какое право? А ты спроси в управлении парков или в Христианском обществе. Они тебе объяснят. Да-а… ну и религия у вас, прямо мороз по коже.
Теперь Епифания смотрела на меня в упор. Глаза ее потемнели от ярости.
– Обеа не нужен распятый бог! У нас не было ни газавата, ни инквизиции!
– Ну да, резонно. А петух – подумаешь. Все одно ему судьба в суп попасть…
Я закурил и выпустил в потолок облачко дыма.
– Только меня-то не петухи интересуют. Тут уже пианистов убивать начали.
– Вы думаете, меня это не волнует?
Она подалась вперед, и ее остренькие грудки натянули тонкую ткань синего свитера. Сладкая девочка, как говорят в определенных кругах. Смотри, съем ведь.
– А что мне думать? Я не знаю. Сначала ты звонишь, говоришь, что нужно срочно встретиться. Теперь приходишь, и получается, что ты мне одолжение делаешь.
– Может быть, и делаю.
Она откинулась в кресле и положила ногу на ногу. Хм. Красиво.
– Вы приходите, расспрашиваете всех про Джонни, а через день человека убивают. Это же не совпадение!
– А что же?
– А то, что теперь из-за Ножки в газетах вуду склоняют, только Обеа тут ни при чем. Вообще ни при чем.
– Откуда ты знаешь?
– Вы фотографии видели?
Я кивнул.
– Вы знаете, как они эти каракули называют? Ну, кровь на стене. Якобы это символы вуду?
Еще один кивок.
– Ну так вот: полицейские ваши в вуду ничего не смыслят! Кто-то хотел, чтобы думали, что это веве. А это не веве.
– Что такое веве?
– Это магические письмена. Вы – непосвященный, я вам много не могу сказать, но главное, что эти каракули – такое же веве, как Санта Клаус – Иисус Христос. Я не первый год мамбо, в таких вещах разбираюсь.
Я затушил сигарету в пепельнице с надписью «Клуб „Аист“», оставшейся мне в наследство после одного романа столетней давности.
– Я и не сомневаюсь. То есть эти значки не настоящие?
– Настоящие, только написано неправильно. Не знаю, как вам объяснить… Ну вот, как если бы кто-то вместо «пенальти» все время говорил «угловой» – понимаете?
Я развернул газету на третьей странице и ткнул пальцем в змеевидные зигзаги, спирали и ломаные кресты.
– То есть эти значки похожи на символы вуду или веве – не знаю, как вы их там зовете, – но употреблены неправильно, так, что ли?