Сердце бури
Шрифт:
========== Глава VIII ==========
Лея молчала, полагая — и полагая справедливо, — что слова больше ни к чему. Плазменный клинок, сверкающий чуть выше ее плеча, уже вскинутый наизготовку для прямого колющего — прямо в сердце — удара сам по себе был весьма красноречив. Генерал смотрела не отрываясь прямо в глаза Диггону, напряженно сведя брови с видом глубокой и почти мучительной сосредоточенности. Больше она не скрывала и не думала скрывать своих намерений.
Лезвие сейбера бросало легкий синий отсвет на ее бледное лицо и на белые ее одежды, сообщая облику Леи Органы что-то сверхъестественное.
— Хотите убить меня? — прямо спросил Диггон.
Разумеется, светящееся жало сейбера, направленное в его сторону, смутило майора и заставило если не испугаться, то во всяком случае немного оробеть. Да и кто бы, право, не смутился на его месте? Предположим, что стремление отомстить было со стороны генерала Органы естественным и, в общем-то, ожидаемым. Но хотя бы тот факт, что она использовала для нападения древнее джедайское оружие, с коим Диггону прежде не доводилось иметь дел даже отдаленно, — сам этот факт, признаться, стал для сотрудника разведки полнейшей неожиданностью и заставил нервничать куда сильнее, нежели в том случае, если бы Лея явилась сюда с обыкновенным бластером.
Однако Диггон довольно быстро взял себя в руки, и к его лицу вскоре возвратилась обычная холодная невозмутимость. Давно известно: самое лучшее, что можно противопоставить необузданной ярости — это железное самообладание. Оттого терпение и контроль над собственными эмоциями являются основным условием выживания при столкновении с умалишенным, желающим вас убить. К тому же, недавнее общение с магистром Рен принесло Диггону довольно ценный жизненный опыт, и теперь майор, по крайней мере, относился к джедайским фокусам без прежнего трепета.
Лея практически не услышала вопроса. В ее мозгу судорожно пульсировали, сменяя друг друга, всего несколько слов, вновь и вновь напоминавшие горестной матери, что этот ублюдок сотворил с ее ребенком: пытал, искалечил, едва не убил…
Эти слова затмевали все прочие мысли; любые искры здравого смысла гасли от столкновения с беспощадной истиной.
Губы генерала разомкнулись, обнажив гневный оскал.
— Вас это не должно удивлять, — наконец, ответила Органа.
— Я и не сказал, что удивлен.
Диггон сложил руки на груди, изображая спокойствие.
«Бессознательная попытка защититься», — отметила Лея. Однако эта нарочитая непринужденность, это показательное бесстрашие только сильнее распаляли ее злобу и стремление отомстить.
Пытал. Искалечил. Едва не убил.
А теперь смеет демонстрировать всем своим видом, что ему наплевать. Что он нисколько не раскаивается в том, что совершил. Имеет наглость утверждать, что Бен сам виноват во всем…
— Я проткну вас насквозь, Клаус, клянусь Силой! Я уничтожу вас, не сходя с этого места…
— Разумеется, — кивнул Диггон. И добавил: — Однако считаю своим долгом предупредить вас, Лея. Вас арестуют, так или иначе. Да вы и сами должны это прекрасно понимать. Вам лишь остается решить, за что именно: за убийство, или же за попытку убийства.
Лея вздрогнула, но лишь сильнее сомкнула хватку вокруг стальной рукояти.
Пытал. Искалечил. Едва не убил.
— Вы полагаете, что меня испугает перспектива ареста? — усмехнулась она.
— До сих пор я полагал, что вы — женщина благоразумная, хотя и бываете подвержены идеалистическим порывам.
— Я тоже прежде не мыслила вас подлым убийцей.
— Я — не больший убийца, чем любой из палачей, — заметил майор. — Мне пришлось исполнить долг, возложенный Республикой на мои плечи, только и всего.
— Долг? — задохнулась Лея. — О Сила! Вы сами-то себя слышите, Клаус? Или вам напомнить, насколько вы отклонились от законов Республики? Проклятье! Да, вы имели право убить преступника, осужденного на смерть решением военного совета, однако, вы и Верховный канцлер пошли гораздо дальше, превратив моего сына в жертвенного ягненка для заклания на алтаре. И я не стану сейчас говорить о том убогом подобии суда, на котором вы даже ни разу не представили обвиняемого судьям во плоти и уж конечно не дали ему возможности полноценно защищаться…
— Иногда долг выше законов. Мне ли объяснять это вам, генерал? Ваш сын стал жертвой, это верно. Однако не большей жертвой, чем пилоты на Набу. Чем множество невинных, которых он сам когда-то пытал и убил. К тому же, если кто-то и определил Кайло Рену пойти на заклание, то это Первый Орден, а не мы. Уж этого-то вы не станете отрицать?
— Ваши слова столь же лицемерны, как и вы сами. Противно слушать.
— Не нужно строить из себя воплощенную добродетель, Лея. Как тогда назвать ваши приключения на Эспирионе? Около двух месяцев вы укрывали преступника, который обладал ценными для Республики сведениями, отлично зная, в каком мы положении. Зная, что творится в секторе Чоммел. И руководствовались при этом исключительно личными мотивами, или я не прав?
Лея молчала, поджав губы, озверело раздувая ноздри, и Диггон готов был подумать, что ему удалось немного дезориентировать ее благодаря своим аргументам.
Он продолжил:
— Я не говорю, что осуждаю вас, хотя мог бы осудить. Любовь женщины к своему дитю — это то, что не подвластно ни законам, ни даже обыкновенной логике. Когда этот парень попал к вам в руки, вы оказались перед чудовищным выбором, которого любой предпочел бы избежать. И все же, вы пошли на обман — такой же обман, как и тот, к которому вынужден был прибегнуть канцлер Викрамм.
Пока Диггон говорил, его рука осторожно тянулась к комлинку на поясе.
Органа, заметив это движение, предупредительно дернулась и вскинула меч немного выше. Расстояние между нею и разведчиком очевидно сократилось.
— Даже не пытайтесь меня облапошить, — процедила генерал. — В противном случае вам все равно не дотянуть до прибытия подмоги. Кроме того, учтите, что если меня арестуют, я не стану молчать. Будьте уверены, общественность узнает о вашем обмане.
— И повергнете Республику в хаос междувластия из-за одной своей прихоти? — бесстрастно осведомился майор. — Предположим, народ возмутится и потребует отставки Верховного канцлера — но что же в итоге? Предвыборная гонка, бесконечная тягомотина, новый всплеск коррупции в кругу сенаторов — и это на фоне войны, в которой мы пока, увы, проигрываем. Я уверен, Лея, что вы не пойдете на такую крайность. Вы слишком преданы Республике и демократии.