Сердце бури
Шрифт:
Ее тело было напряжено, ее кожу покрывали мурашки. Подхваченная волной эйфории, Рей бессознательно впивалась пальцами в его волосы, то сжимая, то разжимая кулаки. О Сила… несомненно, она чувствует то же, что и он! Страсть, нашедшая отклик в страсти; желание души, отраженное в желании плоти, гибнущая невинность двух сердец, прежде заключенных в кружевные сети лжи — подлой убежденности в том, что им необходимо хранить чистоту.
Встать с колен… дышать полной грудью… радоваться каждому мгновению…
Эти постулаты, с болью вбитые в его сознание во время пребывания в замке Вейдера, теперь приобрели для него новое, куда более конкретное значение. Больше он, Бен — он, Кайло —
Сейчас они с Рей равны, у него столько же опыта, сколько и у нее — и нет ничего прекраснее этого равенства! Он полагал, что хранит себя, чтобы защитится от искушения, она же пыталась защитить себя от насилия — но теперь выходит, что они, сами о том не зная, хранили себя друг для друга.
Они стали супругами в тот миг, когда она решила спасти ему жизнь; они стали любовниками в первое же мгновение, когда его руки нашли ее тело; несколько мгновений сродни полноценной брачной ночи; несколько недель, проведенных здесь в лесу, в изоляции, выше целой жизни. Вот она, всепоглощающая власть Уз!
— Ты — Бен. Бен, а не Кайло…
Она говорила с ним, словно с одержимым. Как бы защищая его от самого себя.
— Дура! — улыбнулся он. — Ведь я — и то, и другое.
Две естественные ипостаси, вечно враждующие друг с другом.
«И зверь, и его добыча. И демон-искуситель, и его жертва, — это ведь твои мысли. Ты и сама все прекрасно знаешь. Это Кайло, а не Бен, выжидал столько времени. С той самой партии в дежарик, когда ты поняла все, что так и осталось не высказанным на словах — и я чувствовал, что ты все понимаешь. Сколько прошло с тех пор — неделя? две? три недели?.. Время, казавшееся мне такими же непреодолимым, как сама вечность!»
Его голос продолжал звучать в ее мозгу, отдавая эхом прямо в виски, пока губы Бена, отвлекшись на время от ее губ, короткими, судорожными поцелуями изучали пространство тонкой девичьей шеи между мочкой уха и ключицей. Ее пот вперемежку с запахами леса все сильнее кружил рыцарю голову. Такой дивный, ни на что не похожий аромат…
«Глупая юная мусорщица! Ты полагала, что случившегося тогда было достаточно, чтобы хищник пристыженно умолк и, поджав хвост, затаился, стараясь держаться от тебя подальше? А на самом деле хищник наблюдал за тобой, прислушиваясь к твоим чувствам. Ты наблюдала за ним — а он за тобой, хотя ты и не догадывалась об этом. «Монстр в маске» пробудился, когда почувствовал твое участие и твою отчужденность, твое сострадание и твой страх. Твоя душа, Кира, словно маятник, мечется между двумя полушариями; она и зовет меня, и отталкивает, и хочет заботиться обо мне, и ненавидит меня. Не так ли? Ты боишься оставить меня и боишься приблизиться. Кайло — единственный, кто способен тебя подтолкнуть. Взгляни же на меня! Своими сомнениями ты сама пробудила во мне Силу. И пробудила чудовище…»
Он жадно прикладывался губами к каждому сантиметру ее кожи и, даже не поднимая глаз, чувствовал мягкую улыбку Рей — одну из самых загадочных женских улыбок. Улыбку, скрывающую высшую степень блаженства.
***
О Сила, что же это?!
— Бен, пожалуйста…
Она сама не понимала, почему никак не решается оттолкнуть его. Хотя и знала, что должна — ради себя, но в большей мере ради самого Бена. Чтобы понапрасну не кормить иллюзиями несостоятельную мечту, которая, может, и принесет ему сиюминутное удовольствие, однако в будущем способна повлечь
Но, невзирая на все аргументы, предлагаемые разумом, Рей продолжала сидеть, ни жива, ни мертва, прижавшись бедром к его бедру и обхватив руками его чернокудрую голову. Она легко и незаметно подрагивала, словно в жару. Ее лицо горело, а руки были холодными. Сама ее душа, казалось, покинула тело и парит где-то поблизости, готовая подняться к небесам.
Столь неожиданные и сильные ощущения пугали ее.
Рей не была знакома с вожделением. Наблюдая со стороны, она привыкла воспринимать похоть как нечто постыдное и враждебное. Плоть как ничто другое склонна обманывать разум, а лишиться ясности мыслей, лишиться бдительности на Джакку часто означает гибель. В былые времена Рей достаточно насмотрелась на нищих девчонок — таких же, как она сама, чье детство прошло на мусорных кучах или среди обломков старых звездолетов. Она видела, что стало потом со многими из них — с теми, кто поддался пьяному напору мужчин. Поначалу лишь в качестве невинной игры. Сперва один такой случай, затем другой и третий — и вот, эти дурехи уже стоят на посадочных платформах и у входов в местные притоны, улыбающиеся с фальшивым радушием, всегда готовые выпить в мужской компании, а после — сделать еще многое, о чем самой Рей прежде не хотелось даже думать. Тьма овладела их жизнями. Удовольствие оказалось выше добродетели, тем более, если за удовольствие тебе еще и платят…
Не ведая толком, о чем идет речь, Рей накрепко усвоила лишь то, что в эту яму лучше не спускаться и даже не заглядывать. Она питала стойкое отвращение, сама не зная, к чему — это и называется обреченной девственностью.
Но что произошло с нею теперь? Она ли это?..
Почти не владеющая своим телом. Раздразненная темным огнем, охваченная всепоглощающим желанием — еще недавно Рей с Джакку и подумать не могла, что ее тело хранит такую загадочную и пугающую радость; что душа ее способна на такую низость и такую волшебную высоту.
Бен все не отступал. Его страсть как будто держала Рей в прекрасном плену; разорвав одни цепи он заключил ее в другие — в мучительные цепи соблазна. Невинность, застигнутая врасплох, опьяненная нежной мужской властью, она из последних сил умоляла его о милосердии — но что теперь было милосердием для них обоих?
Не секрет, что для женщин желание плоти, тем более находящее отклик в мужском сердце, выходит далеко за рамки физического удовольствия, являясь как бы порукой самой природы, что она, эта женщина, прекрасна и желанна. А ведь женщины — это существа, которые и рождаются на свет, чтобы быть прекрасными! Ощущать себя желанными для них так же важно и естественно, как видеть солнечный свет. Стало быть, мужские ласки — это не что иное, как чувственная ода женскому тщеславию; ода, где язык рук и губ с лихвой заменяет любые слова, даже самые возвышенные. Так распорядилась сама природа, которая ведет нас к торжеству жизни чаще всего именно так — дорогой инстинктов, бессознательных поползновений, над которыми подчас не властна никакая, даже самая суровая сознательность.
Окажись на месте Рей другая, более опытная в любви женщина, даже она поразилась бы такой впечатляющей страсти, такому неудержимому накалу. А ведь речь-то, по сути, шла всего-навсего о безобидных прикосновениях, о трогательной границе, где любовь платоническая только-только начинает переходить в любовь физическую — и пока действия Бена не имели даже намека на желание пересечь эту черту. Но может, именно робкая игра, именно сочетание трепетной добродетели с особой интимностью и сообщало происходящему всю его пикантность, его главную соль?