Сердце Вербарии
Шрифт:
– Пожалуйста, потише, – попросил он, выждал, пока собрание угомонится и затем продолжил: – Сегодня великий день. И величие его прежде всего заключается в вас, выпускники купола Бредби. Вы доказали свое превосходство, доказали, что достойны называться боевой элитой Вербарии и достойны героизма ларга. Сегодня – ваш день.
– Вечер! – выкрикнул кто-то издали.
– Что? – мигом откликнулся Олаф, но шутник притаился и не ответил. – Да… Я говорил о значимости момента… О его, если можно так выразиться, мистичности. Вот вы, ларги, присутствующие здесь, поднимите руки, пожалуйста.
Даже не оборачиваясь, Сейвен с уверенностью мог сказать, что леса из рук не вышло. «Неудачная попытка, старина.
А Олаф тем временем набирал обороты. Жесты его становились размашистее, речь преисполнялась пафоса, а лицо наливалось кровью. Он все громче и витиеватей глаголил о значимости куполов в общем и ларгов в частности, о том, какая великая обязанность возложена на их плечи, о том, что они являются ни много ни мало – гарантами мира и процветания всей Вербарии. И так далее, и так далее…
«Давай-давай, болтай. А те сзади тебя послушают». Сейвен посмотрел на визитаторов, стоявших позади Олафа шеренгой неподвижных шелковых кукол. Их могущество заключалось главным образом в пунктах кодекса ларгов. Они олицетворяли власть. Представляли тех, на чьи деньги выросли ларги и на кого теперь работали. «Для них ведь надрываешься. Вдруг возьмут да и подбросят на нужды купола лишних фондов?»
Внезапно Олаф умолк на полуслове. Какое-то время он разглядывал стоявших перед ним доларгов, потом перевел взгляд на стопочку виз. Когда он начал их неторопливо перебирать, по залу разнесся шепот. Протектор выбрал одну из корочек, повернулся всем корпусом к Сейвену и, глядя в визу, сначало тихо, а потом во весь голос изрек:
– Не может быть. Думал, показалось. Крайтер! Да ты ж ларгом стал!
Раздались фанфары, за ними грянула торжественная музыка и все зааплодировали. Сейвен так до конца и не понял, оказался ли первый титул случайностью или его спланировали заранее, но эффект он произвел неподдельный.
Крайтера, по меньшей мере, уважали, за то, что во многом он был лучший. Лучший стрелок, лучший фехтовальщик, ставил рекорды в подводном плавании, беге на длинные дистанции. А в учебных маневрах неизменно отличался как инициативный и грамотный стратег… Когда в прошлом году публика так и не услышала его имени, шепот удивления не стихал очень долго. Это уже после все дружно вспомнили его неугомонный и сложный норов, а тогда… Тогда все ждали, что непременно произнесут Имя. Но снова и снова ларгом оказывался кто-то другой.
Нельзя сказать, что известие как-то эмоционально повлияло на Крайтера. «Еще бы. Сам ведь все устроил так, чтобы сегодня непременно взойти на подиум. Какие уж тут неожиданности, пусть и приятные?» Он преспокойно вышел из строя и энергически взобрался к Олафу. Ему, как первому в этом году новоиспеченному ларгу, предстояло выступить с речью, что он и не преминул сделать:
– Братья и сестры! – пафосно начал он, как и протектор, отказавшись от микрофона. – Все мы оказались здесь, в куполе Бредби, потому, что нам не оставили права выбора. Сюда нас пригнала нужда. Я уверен, что ни один любящий родитель не отдал бы своего ребенка на семнадцать фаз туда, где из него выкуют шестеренку войны. Кто из вас не задумывался о своей участи? Кто не пытался вспомнить лица своих родителей? Кто из вас не помышлял сбежать отсюда? Но куда? Зачем?! Эти короткие вопросы каждый раз останавливали меня, ведь, вне купола у меня ничего нет. Мне некуда, незачем и не к кому идти. Мы здесь все большая, драная семья без роду и племени! Братья и сестры по участи… Не знаю. Может быть, в другой жизни я бы плел корзины или ловил рыбу и видел в том свое счастье. Но в этой жизни – я ларг. И я, демон меня забери, горжусь этим!
С
– С вашего позволения я продолжу. Сегодня у нас еще девять вручений, и, поскольку мы тут немного задержались с началом церемонии, предлагаю поздравить нашу молодую элиту оперативно, горячо и сразу приступить к банкету.
Зал согласно загудел.
– Ну что же… – он поднес к глазам очередной документ и громко прочитал: – Лейла Миллет!
Стоявшая рядом с Сейвеном Лейла издала радостный возглас и мигом очутилась возле протектора. Олаф пожал ей руку, неуклюже поцеловал в щеку, наконец, передал визу и громко, усмиряя шум аплодисментов, сказал:
– Лейла – клирик, и, по мнению мастера Исутсуманадараго с Крисалии, самый лучший! Кто еще не знает – прошу любить и жаловать. Лейла, поздравляю!
Следующим под руку Олафу попался паренек из группы Д – высокий и худощавый. Когда он встал напротив протектора, то в сравнении похудел еще сильней. Паренек слегка качнулся в поклоне, изрек сухое «Спасибо» и, как показалось Сейвену, очень крепко пожал руку Олафу.
Еще одним избранником фортуны оказалась девушка все той же группы Д, что в Лонции помогала спасать вездеход гелионцев. Сейвен был знаком с ней ровно столько, сколько и с любым другим жителем купола. «Поскорей бы уже раздали визы, покуда совсем не поскучнело».
Неясно, за какие добрые дела, но следующим по подиуму прошелся Манкер Глит – высокомерный и заносчивый выскочка. Несколько раз случалось так, что за проступки, инициатором которых являлся именно он, расплачивались те, что почестнее, да понаивнее. Сейвен мог отдать руку или даже две, что на экзамене, в составе группы А, Манкер ничего достойного не совершил. Однако же он был как-то связан с когортой инвесторов, а в этом ключе любые дальнейшие вопросы становились риторическими.
Следом Олаф поздравил еще двоих участников группы Д. Напряжение переминающегося на месте Зака, как показалось Сейвену, достигло предела. Вытянутыми по швам руками Зак отхлопывал по бедрам известный только ему ритм, а по телу то и дело пробегала дрожь.
– Зак Дейв!
На два-три квика Зак замер, точно отпечаток, но уже в следующее мгновение подпрыгнул на месте и дико заорал: «Фой! Я ваш папа!»
«Хе-х. Я ваш папа? Что бы это могло означать? Уж не то ли, что он такой молодец и всех сделал?» С удивлением Сейвен заметил, что улыбается и, спохватившись, стянул губы обратно. Украдкой осмотрелся. «Не увидел ли кто?» Но всеобщее внимание было устремлено на сцену, где в припадке радости бесновался Зак. Он широко улыбался, тряс руку Олафу так, что та едва не отрывалась, непрестанно хохотал и лез целоваться. Даже когда ему всучили визу, на прежнее место он вернулся не сразу. К всеобщему удивлению, Зак обошел всех визитаторов и каждому сунул руку. Причем половина общественности изумилась сумасбродной выходке, а остальная половина тому, что визитаторы ответили-таки на приветствие. «На волне изумления, надо полагать».
Когда предпоследним ларгом оказался не Сейвен, откуда-то всплыл мутный пузырёк беспокойства. «Чушь. Покамест все шло предсказуемо, и нет причин положению вещей так резко меняться. Крайтер сделал ларгом себя и всю нашу группу. В этом сомнений быть не может». Сейвен внутренне содрогнулся, когда вдруг понял, что, несмотря на правду, известную только ему, он не прочь обзавестись билетом в новую жизнь. И это после того, как его буквально рвало от лжи. «Распробовал? Теперь вкусно стало?» Он скрипнул зубами и чуть было не поддался желанию покинуть строй и выйти вон. Никогда еще он не чувствовал такого отвращения к самому себе.