Сердце Вербарии
Шрифт:
– Сейвен Болферт!
«Сказать правду? Сейцикл! Непременно сказать!» Он сделал шаг и вышел из строя.
Зал ему аплодировал. Как и всякому другому, удостоившемуся сегодня чести зваться ларгом. Но аплодисменты показались Сейвену зловещими. Воображение рисовало дикую картину того, что все знают истину и вот здесь и теперь проверяют его – Сейвена. Испытывают на честность. Проверяют его честь. И если он, как Крайтер, воспримет все как должное, пожмет руку Олафу, поклонится и спустится обратно, то тут же поднимется гвалт и его справедливо освистают. «Лжец! Вероломный обманщик!» Он слышал эти обвинения как наяву и уже верил им.
Это был его шанс. Как последний ларг он должен был произнести заключительное слово. Олаф передал ему визу, пожал руку и жестом пригласил к микрофону. Сейвен поднес к губам микрофон и только теперь прямо посмотрел в зал. Люди притихли, ожидая, что же скажет самый молчаливый житель купола Бредби. Но тот продолжал молчать, разглядывая раскинувшееся перед ним скопище. Взгляд остановился на рожденных сегодня ларгах и тех, кому судьба дала от ворот поворот. Он посмотрел на пылающее счастливой улыбкой лицо Зака, на блестящие глаза Лейлы, на Крайтера, который многозначительно ухмылялся. В этих лицах было что-то, что остановила Сейвена от давешнего порыва. В них он увидел свет. Увидел сбывшиеся мечты и новые, далеко идущие надежды. Он выдохнул, набрал в грудь воздуха и сказал:
– Спасибо тем, результатами чьих стараний мы преодолели долгий путь и предстали перед вами как есть. Разочарований не будет. Мы обещаем.
Ненависть к аплодисментам обещала вот-вот материализоваться. Сейвен сжал кулаки покрепче, стиснул зубы, отчего губы превратились в узкую белесую нить, и медленно сошел вниз. Народное внимание отстало от него, но аплодисменты по инерции все еще звучали. В его честь.
В зале снова воцарилась тишина и Олаф вернулся к своему любимому делу:
– Десять ларгов. Неплохо, да? А следующий год обещает новые рекорды. С завтрашнего дня к семнадцатой сессии обучения приступит аж тридцать три доларга! И если отказников окажется больше, пускай даже все тридцать процентов, то все равно в будущем году вот на эту сцену взойдет по меньшей мере тринадцать новых воинов. Остальные же не у дел не останутся, – он обвел взглядом выстроившихся перед ним выпускников. – Невозможно каждому стать ларгом, как нельзя любому быть рыбаком. Поверьте, работы хватит на всех. Мы навсегда останемся одной семьей, живущей под общей крышей, дышащей одним воздухом, стремящейся к одной цели. Сделать наш мир лучше, безопасней и… Свободнее. Свободным.
Он рассмеялся.
– В любом случае уже завтра новички отправятся на свое первое задание. Контракты уже подписаны и лежат у меня на столе, так что завтра я жду всех в своем кабинете. К пятому циклу. А сейцикл – отдыхайте. Сегодня ваш, хм, вечер.
***
С бокалом пальмового вина в руках Сейвен подпирал одну из колонн мантапама. Он слушал музыку, про себя оценивая каждую композицию по пятибалльной шкале, глазел по сторонам, оценивая наряды людей все по той же системе, и цедил напиток, сразу оценив его по достоинству. Он допивал уже третий бокал и, быть может, именно поэтому не торопился уходить с праздничного вечера.
Проходившая мимо разносчица, которая успела запомнить молодого ларга, не отходившего от колонны весь вечер, остановилась и предложила обновить бокал. Сейвен великодушно согласился. И вот, уже с четвертой порцией вина в руке и потеплевшим от алкоголя взглядом, он продолжал по-своему наслаждаться вечером.
В гуще событий заприметился Зак. Окруженный толпой, он что-то самозабвенно повествовал, без устали размахивая руками. «Должно быть, треплется о своих достижениях в Лонции. Тоже мне, герой без подвига». Крайтер оживленно беседовал с Олафом. «Откуда же у вас такая связь близкая?.. Не оказалось бы, что наш драгоценный протектор отец Крайтеру. Вот шороху-то будет». У края сцены Сейвен мельком углядел Лейлу, которая громко аплодировала и что-то кричала всякий раз, когда артисты завершали очередную композицию. «Вливается наша новенькая потихоньку. Хм? И музыку, стало быть, любит? А может, играет? Не удивлюсь, если следующий концерт пройдет с ее участием».
Немного погодя пришло время танцев. Стульями огородили импровизированную площадку на которой, сначала нерешительно, но затем все бойче, стали кружиться пары. Толпа хлынула к границам площадки, отчего зала мигом опустела. Смотреть стало больше некуда и Сейвен уставился в бокал с вином.
С полнарна ничего не происходило, но вдруг в золотистом хмельном напитке неожиданно добавилось синего. Он поднял голову и его взгляд встретился со взглядом Диз. Наставница стояла сложив руки за спиной и пристально смотрела на Сейвена. Потом она шагнула раз-другой и оказалась вплотную настолько, что костяшки его пальцев, сжимающих бокал с вином, коснулись ее груди. Сейвен предпочел отхлебнуть глоток.
– А ты почему не танцуешь? – спросила она тоном, будто Сейвен целыми днями только и делал, что танцевал, а тут вдруг взял да уклонился.
– Что ты хочешь, Диз?
– Что я хочу?
– Да.
– Хочу, чтобы ты пригласил меня на танец.
– Даже если бы и умел…
– Я знаю, – она отступила в сторону и привалилась спиной к той же, что и Сейвен, опоре. – Тогда просто постоять с тобой.
Три нарна тянулось молчание. «О чем ты думаешь, Диз? Чего хочешь?» Сейвен покосился на стоящую рядом.
– Чего ты хочешь, Диз? – повторил он, но ответа не услышал.
Диз боялись. Боялись потому, что она часто гневалась, а в гневе теряла над собой контроль. Напряжение ее биотоков подскакивало вместе с яростью, и все это срывалось в непредсказуемые последствия. В такие моменты ее тело превращалось в сущую молнию.
– Диз? – он повернулся и с удивлением обнаружил, что она плачет. Не как это делают обычные женщины, с всхлипами и искривленным лицом, а молчаливыми дорожками слез. Только уголки ее губ часто подрагивали.
«Превосходно. Только этого мне и недоставало». Сейвен огляделся по сторонам, но, к удаче, поблизости не было никого, кто смог бы обратить на них внимание. Он оттолкнулся от колонны и со вздохом встал напротив Диз. Так же близко, как несколькими нарнами раньше она подошла к нему.
– Что с тобой? – спросил он, так мягко, как только мог. – Только не говори, что тебя кто-то обидел. И прекрати давать слезам волю. Они тебе не к лицу.
Но вместо того, чтобы последовать совету, она бросилась ему на шею, вся дрожа от беззвучного плача. «Вот же ж…». Сейвен покосился на бокал, из которого расплескалось вино, украдкой допил его остатки и засунул опустевший хрусталь в карман кителя.
Он приобнял ее за плечи, она же в ответ прижалась еще сильнее. Внутри шевельнулось что-то теплое, какое-то новое чувство захватило его. Сейвен погрузился в тот странный сон, где он стоит, вот так же обнявшись с Диз в солнечном фонтане. Чудно, но теперь его мало заботило, что их могли увидеть. «Это все вино. Четыре бокала. Одуреть. Как я еще на ногах держусь».
Наконец Диз успокоилась, ее плечи перестали вздрагивать, а дыхание выровнялось. Она распустила объятья, мягко отстранила Сейвена и посмотрела ему в глаза. Ее ресницы слиплись, а кончик носа слегка покраснел. Он обратил внимание, что Диз где-то успела снять очки. Она смахнула остатки слез со щек, глубоко вздохнула, возвращая самообладание, и решительно проговорила: