Серебряная лоза

Бонс Олли

— Давай же, — поторопил он Хитринку.

Она села на подоконник, свесив ноги, и поглядела вниз. Просто удивительно, как способны меняться вещи в зависимости от того, с какой стороны смотришь. Пожалуй, бочка отстояла от окна на высоту её роста, не меньше.

— Повернись и спускайся, — скомандовал Прохвост, стоя на бочке. — Я удержу тебя. Ну!

Очень медленно и осторожно Хитринка развернулась. Она заметила, что Грета тянет уже руки, чтобы ей помочь, рассердилась и немедленно прыгнула. Прохвост поймал её и даже устоял, но охнул.

— Ты что делаешь! — полуиспуганно, полусердито

сказал он. — А если бы свалились?

— Не свалились же, — ответила Хитринка. — Всё, пусти, дальше я сама могу.

И она слезла с бочки, перепачкав руки и колени в ржавой пыли. Прохвост спрыгнул следом.

Дальше без особых затруднений выбрался Карл. Он взялся помогать Гундольфу, тому с повреждённой рукой никак не удавалось спуститься. Он не мог держаться за подоконник, а если бы прыгнул с высоты на бочку, пожалуй, мог и пробить её, такой здоровяк. Наконец Гундольф сполз боком, страшно при этом ругаясь, но никто и слова ему не сказал.

Последней шла Грета. Ей мешали юбки, так что Карл, взобравшись на бочку, подхватил её, а затем помог спуститься за землю.

— Ни одного экипажа, — проворчала Каверза, отходившая заглянуть за угол.

— Может быть, пойти к тому, что у реки? — предложила Грета. — Если, конечно, и его никто не прихватил.

— Да мы ещё и не поместимся, — сказал Гундольф. — Многовато нас теперь.

— У пивоварни могут стоять фургоны, — задумчиво произнесла Каверза. — Если только и их не увели.

Было решено направиться к пивоварне. Она находилась в противоположной от теплиц стороне. Каверза, уже бывавшая здесь прежде, шагала впереди.

Им повезло — они нашли и фургон, в точности такой, на котором бежали от Эдгарда, и пару мешков угля. Теперь при желании хоть все Лёгкие земли можно было объехать.

— Мы с Каверзой вперёд, — сказал Карл, — а вы, остальные, полезайте в кузов.

Хитринка забралась внутрь и постаралась устроиться как можно дальше от Греты. И смотреть она старалась в другую сторону, хотя всем телом чувствовала печальный взгляд этой предательницы, которая не сводила с неё глаз. Ещё и пытается на жалость давить? Не выйдет!

— Едем, — коротко бросил Карл.

Щёлкнул рычаг, завёлся мотор, фургон качнулся и покатил. Хитринка поглядывала сквозь решётку вперёд, но видела лишь пустые улицы. Рабочие или уже покинули город, или ввязались в перестрелку у ворот.

До ворот добрались быстро. С прошлого раза их подняли и кое-как починили, перемотав проволокой и укрепив выпавшие камни свежим раствором. Но створки всё равно выглядели смятыми и кривыми. Сейчас они были распахнуты.

У поста оставалось несколько стражников, и они вяло выстрелили вслед проезжающим, даже не попав по фургону. Привратники держались на отдалении, не пытались заступить дорогу — видимо, недавнее столкновение с рабочими прошло не в их пользу.

Выбравшись на дорогу, Карл прибавил ходу.

— Так почему же вы ни разу нас не навещали? — спросил Прохвост у Греты.

— Не надо, я не хочу с ней разговаривать! — воскликнула Хитринка.

— А ты и не разговариваешь, сестрёнка. Это я разговариваю. Так отчего же мы никогда вас не видели?

Грета поглядела на него со слезами на глазах.

— Я лишилась ребёнка в ту ночь, когда он родился, — ответила она, и голос её дрожал. — Мне даже не сказали, сын то был или дочь. Трое сделали это, полагая, что совершают благо, и каждого я пытала, но не получила ответа. Мне сообщили лишь, что дитя отдали добрым людям, и те перебрались на восток. Как только смогла, я попыталась разузнать, но восточные земли обширны, а я даже не знала, кого ищу, мальчика или девочку. Даже не знала, как выглядит моё дитя, похоже ли оно на меня или на своего отца. Я..

Гундольф притянул Грету к себе здоровой рукой, и на лице его явно читалось осуждение.

— Как только встречу Ковара, уж я ему вмажу как следует, — пообещал он мрачно. — Это он во всём виноват.

— Нет, — возразила Грета. — Он хотел как лучше. Только так и можно было защитить нашу дочь, теперь я понимаю. Ведь люди правителя следили за ним, да и за мной какое-то время. А после появилась Марта, тут уж я не имела права отлучаться и оставлять её без присмотра. Только когда вытаскивал меня из темницы, Ковар наконец рассказал мне всю правду.

— А где он сейчас? — нетерпеливо перебила Каверза, обернувшись с переднего сиденья. — В городе Пара?

— Сама не знаю, — пожала плечами Грета. — Сказал, что поедет искать Марту и нашу дочь. Меня оставил под присмотром, или, вернее сказать, под надзором знакомых дам. На второй день, усыпив их бдительность, я сбежала. Не могла просто сидеть и ждать. Куда ехать, я не представляла, и решила начать с Вершины. Добралась туда, когда всё уже закончилось, а дальше вы знаете.

Прохвост подтолкнул Хитринку локтем.

— Слышала? — сказал он. — Никто от тебя не избавлялся и никто о тебе не забывал. Ведь не забывали же?

— Каждый день, — ответила Грета, с мольбой глядя на Хитринку. — Каждый день я просила Хранительницу: только бы узнать, где моё дитя, только бы повидать хоть разочек. Я уже смирилась с мыслью, что ребёнок вырос в чужой семье и привык считать других людей родными. Я не хотела рушить их жизнь, забирать свою дочь — или сына — силой. Думала, что для правды, скорее всего, теперь уже слишком поздно, и она только навредит. Хотелось лишь узнать, что всё хорошо, мне уже и этого было бы довольно. Но, девочка моя, никогда бы я тебя не бросила по своей воле!.. Я ждала тебя, я любила тебя ещё до того, как ты появилась на свет, и после ни на день не прекращала ждать и любить. Даже если ты не простишь, я счастлива и тем, что ты жива, здорова и не одинока. У тебя очень хороший брат.

Хитринка и сама не очень-то поняла, как она оказалась в объятиях Греты. Может быть, фургон качнуло, или Прохвост её подтолкнул, или ей на секунду отшибло память, но только она уже не сидела у стены, а прижималась к плечу своей матери. И плакала так, что сердце разрывалось, и со слезами её покидали годы сомнений, и тревог, и горькой обиды.

Не сильные, но надёжные руки удерживали её, гладили по спине, по волосам. Грета шептала что-то утешительное, а может, благодарила Хранительницу, и Хитринка чувствовала её губы на лбу, на щеке, на виске. Затем перед лицом появился платок, неизвестно чей, но очень вовремя.