Серые братья
Шрифт:
И опять, дождавшись темноты, Дюк и Бэнсон проникли в игорный замок, где их встретил расплывшийся в улыбке Базилло. Изображающий полупьяного швейцара плут с обычной своей напускной придурковатостью долго тряс массивную руку Бэнсона и особенно пронзительно кричал Дюку «Удачи! Удачи!». Он откровенно высказывал Змею симпатию – пусть и гаерную, но не только он. Шумными восклицаниями, если не как равного, то уж очевидно по-приятельски встретили Бэнсона покерные игроки. Высокий, с рельефными, «бойцовыми» мышцами, расписанный жестокими шрамами, он притягивал их внимание, вызывал азартное любопытство и подлинный интерес. Поэтому не было ничего удивительного в том, что, в отличие от всех прочих охранников, он единственный присутствовал в игровой комнате, на своём ставшим привычным уже месте – за спиной Дюка, возле стены.
Игра шла, казалось бы, как всегда – бестревожно, доброжелательно. Резво бегали саламандры. Приехали двое новых игроков (Бэнсон тотчас затвердил их прозвища, манеру держаться, приметы). Но Дюк почему-то не говорил о делах с так же безучастно ведущим себя Монтгомери! Ночь уже далеко ушла за половину, а Бэнсон всё ждал. Он сидел на роскошном, расписанным позолотою стуле, и ждал.
Как и у любого другого человека на его месте, глаза его утомились и, переложив внимание в слух, он поднял взгляд на противоположную стену, затянутую цельнотканым зелёным шёлковым полотном. Вдруг – это была секунда! – из центра этого полотна во все стороны пробежали волны, как если бы в него с маху ударил крупный невидимый шмель. Бэнсон торопливо моргнул – но нет, это не рябь в уставших глазах: вон, затухающие волны докатились до краёв полотна – уже ослабленные отразились назад – и исчезли. Бэнсон перевёл взгляд на игроков. Никто из них ничего не заметил. «Но ведь это непросто так, – убеждённо сказал себе Бэнсон. – Что-нибудь это должно значить? Под шёлком – сплошная стена, вот я с силой опираюсь на неё спиной!» Он так и не пришёл ни к какому выводу, но скрытую значительность события почувствовал очень остро.
В очередной раз игроки вышли в комнату с винным бассейном. Вышел, возвышаясь над своим лысоватым хозяином, Змей. И вот здесь-то он и услышал слова, которые с таким нетерпением ждал весь этот вечер.
– Спасибо за помощь, – сказал вполголоса Дюк, обращаясь к Монтгомери.
«Что такое? – воскликнул мысленно Бэнсон. – Монтгомери уже пообещал помощь? Но когда? Ведь я ни на шаг… Или уже оказал?!»
Монтгомери лишь кивнул. Дюк же продолжил:
– Сегодня сюда приедет один мой хороший знакомый. Впрочем, ты его знаешь. Я всю эту заботу сгрузил на него, и он хотел бы доложить тебе, что ещё предстоит сделать.
Монтгомери снова кивнул, – и ответил:
– Хорошо, побеседую. И должен тебе заметить: ты молодец. Платишь вовремя.
С тем и вернулись к игровому столу.
«Помощь оказана, – лихорадочно думал Бэнсон. – За неё заплачено. Высказана благодарность. Неужели я опоздал?» Он решил дождаться утра, сесть на своего коня и под любым предлогом покинуть Дюка. Тревога за Серых монахов и принца Сову камнем легла в его сердце. Однако вышло так, что ждать утра не пришлось.
В зале, где сидела охрана, послышался слабый шум, чьё-то приветствие. Дюк и Монтгомери обменялись многозначительными взглядами. Бэнсон, как и они, взглянул по направленью к двери – и похолодел.
В игровой зал вошёл вежливо улыбающийся, раздетый по пояс маленький человек. Бэнсон сглотнул, повёл головой и приготовился к сумасшедшим, неясным, стремительным действиям: вошедшим был Крошка Вайер.
Нежданная, дикая встреча. Да, это был он, уцелевший в разразившейся летом в Плимуте тайной войне предводитель шайки мастеров тёмных дел, охотник за черепами Ван Вайер. Он, едва войдя, скользнул взглядом по Бэнсону, тут же взгляд этот вернул – и уставился на свою летнюю жертву, на сообщника Серых братьев, виновника гибели его лучших людей, спокойно сидящего здесь, в недосягаемой дворянской компании. Уставился, – и так же на секунду оцепенел.
«Вайер может убить столовой ложкой, птичьим пёрышком, курительным мундштуком…» Бэнсон с места сделал громадный прыжок и обрушил кулак на голову не успевшего опомниться Вайера. Все замерли. Кто-то ахнул. Маленький гость отлетел и ударился о дверную притолоку. Змей схватил обмякшее тело, сунул его под правый локоть и бросился – минуя зал с охраной – на лестницы.
Он пробежал изрядное количество ступеней, когда его догнал нарастающий за спиной крик и шум. Самым скверным было то, что кто-то, очевидно, высунувшись в окно, выкрикивал сверху отрывистые команды.
Какие это были команды, Бэнсон разобрал лишь когда, миновав недоумевающего Базилло, выскочил за входную дверь.
– Взять Змея! – кричали сверху. – Остановить! Любой ценой!..
Плотнее притиснув к себе тело Вайера, Бэнсон со всех ног бросился к высаженным в каре деревьям – тем, что были ближе к нему. «Ночь. Ночь. Можно уйти.»
– Всем, кто меня слышит! Всем охранникам! Взять Змея! Взять Змея! Разрешаю убить!
Бэнсон бежал, а впереди уже показались спешащие навстречу ему, мелькающие между деревьев фигуры.
– За живого – сто гиней! За мёртвого – пятьдесят!
До спасительных зарослей оставалось недалеко, но на пути к ним мелькали силуэты почти двух десятков людей. Дело спасало пока то, что охранники были вытянуты в довольно длинную линию – бежали от экипажей, расставленных в отдалении друг от друга. Но человек пять или шесть находились в секторе его бега, и, как бы ни было темно, Бэнсон заметил в их руках длинные сероватые полоски, едва различимые блики полированного металла. Он на ходу рванул с груди кричащего человечка и запустил им в ближайшую тень. Глухой удар – и звук падения. Ободрённый успехом, Бэнсон сорвал и метнул второй тяжкий, удобно лёгший в ладонь мешочек с золотым аркебузным ядром. Из восьми крикунов, нарисованных на цветной коже, даром не пропал ни один. На ходу наклонившись, Бэнсон подцепил клинок одного из неподвижно лежащих охранников – и впрыгнул в рощицу.
«Нет, братцы. Вы не полезете в ночные заросли ловить очень вам хорошо известного Змея. Полдела сделано.»
Да, но оставались вторые полдела. За спиной – и недалеко – слышались громкие, но спокойные и деловитые крики:
– Оружия у него нет! Разбейтесь по трое! Прочёсывайте посадки! Не побейте своих, – он до пояса обнажён, а мы все одеты! За живого – сто гиней!..
Бэнсон хорошо знал близлежащую местность. Промчавшись сквозь несколько полос посадок, он принял влево – в чистое поле, а не вправо, где вдалеке темнел лес: он понимал, что бегут за ним люди неглупые, и что перекрывать будут именно направление к лесу.
В поле кое-где виднелись невысокие холмики, и Бэнсон, пригнувшись, перебегал от одного к другому, моля небо, чтобы не раздвинулись тучи и не показалась Луна.
Он не успел уйти далеко. Судьба ясно давала ему понять, что везение кончилось. Мягкое тело Вайера, прижатое к боку, вдруг напряглось, стремительно изогнулось – и шею Бэнсона пронзила острая боль. Всхрипнув от внезапной боли и злости, Змей поймал вновь замахнувшуюся руку с зажатой в ней длинной иглой и смял, разламывая, кости запястья. Обмякшие маленькие пальцы уронили иглу. В этот самый миг на окраине поля послышался стук копыт и мелькнул всадник, а Вайер пронзительно вскрикнул. Бэнсон вскинул и обрушил вниз тяжёлый кулак, а всадник, разумеется, повернул и погнал лошадь на крик. «Только бы у него не было пистолета…» Да и без пистолета дело было неважно. Бэнсон почувствовал, как немеет шея и от неё разливается вниз по телу предательская ватная слабость. Он ещё в посадках, продираясь сквозь заросли, потерял поднятый клинок, и теперь надеялся лишь на то, что сумеет внезапно вскочить и выдернуть всадника из седла.