Серые братья
Шрифт:
– Четырнадцать, – сказал Бэнсон, отнимая трубу от глазницы и вытирая запотевший окуляр. – Хороший учитель – Ван Вайер. На всю жизнь запомню теперь, как важен тайный резерв.
– Пора! – проговорил Йорге и матросы, цепляясь за канат, растянулись вдоль спуска, встав в наиболее опасных местах.
Приготовился и Бэнсон. Подсыпал нового пороха на полки мушкетов и пистолетов, взвёл арбалет. «Как только кареты встретятся – чёрные всадники увидят друг друга и поймут, что вот теперь мы все – в одном месте. Вот тогда будет гонка…»
Этот миг пришёл. Выехав из-за скал к далёкому подножию ложбины, кортежи резко повернули и возницы взмахнули кнутами. Лошади рванули. Семь карет ходко покатили в сторону моря, всё больше забирая в подъём. Увидели друг друга и всадники, и две чёрные стаи рванулись навстречу. Пришёл их час. Бойцов у Совы – втрое меньше, чем их, все остальные – просто живое мясо. Вот она, минута награды за многодневное терпение. Хэй, загонщики, хэй!
Но кареты помчались совсем не так, как подобает тяжело нагруженному обозу, да и под колёсами у них были не ухабы и ямы, а твёрдое каменное плато. Выжали все силы из лошадей и всадники. Они уже настигали последнюю из карет, когда сверкнул в воздухе блескучий коротенький дождик, лёг частыми каплями под копыта мчащихся лошадей. Сразу четыре из них, подминая всадников, рухнули, кувыркаясь; резко осадили своих лошадей задние всадники, а кареты всё мчались вперёд, и раз за разом вылетал из окон последней блескучий металлический град.
Кортежи домчались до первых крупных камней. Дверцы карет распахнулись, из них стали выпрыгивать мужчины, женщины, дети – и все торопливо стали карабкаться вверх, вверх, – на гребень, откуда призывно махали им Бэнсон и Йорге.
Да, можно было предположить, что от этих загонщиков уйти будет непросто. Оставив лежать четверых лошадей и троих человек, десять всадников двинулись дальше. Двое спешились и, склонившись, со всей возможной проворностью работали руками, и от них в стороны разлетались колючие «горошины». Расчистив узкий проход, «чистильщики» вспрыгнули на лошадей и, доскакав до следующего «коврика», спешились и снова склонились над ним.
Все беглецы были уже наверху и, помогая друг другу, спускались, цепляясь за канат, к шлюпкам. Но преследователи преодолевали россыпи «гороха» неописуемо быстро! Они могли бы спешиться и бежать по каменистым склонам, но лошади должны были сэкономить им две, а то и три минуты. И чёрные всадники тратили время, расчищая для них путь, чтобы потом с лихвой наверстать упущенное.
Бэнсон, видя их скорость, тревожно оглянулся. Ещё десятка три человек толпились на гребне: много провозились, спуская на берег женщин. А снизу донёсся грохот копыт! Бэнсон метнул взгляд к подножью ложбины. Преодолев последнюю преграду десять человек на десяти лошадях мчались к покинутым, стоящим с распахнутыми дверцами каретам, и в отдалении к ним ковылял уцелевший после падения одиннадцатый. Бэнсон взял мушкет, прицелился. Подбежал и плюхнулся рядом Сова, тоже взял мушкет, проверил порох на полке.
– Стрелять нельзя, – скривившись, сказал он. – Их ответный залп ударит в спины тех, кто ещё не спустился.
– А что делать?
– Тянуть время. Обещать сдаться. В сущности, Вайеру нужны только мы. А вот и он!
Бэнсон взглянул. Внизу, бросив лошадей рядом с каретами, мчались вверх люди в одинаковых чёрных одеждах. В центре бежал, взмахивая тросточкой, маленький человек. Одна рука у него была на перевязи.
Подбежал и Стэнток и тоже подхватил себе мушкет, но Сова твёрдо проговорил:
– Нет. Ты нужней у каната. Так ты больше людей спасёшь!
Привыкший соблюдать дисциплину офицер кивнул, положил мушкет и побежал назад. Бэнсон взглянул ему вслед. «Проклятье! Ещё человек двадцать…»
А преследователи, сократив дистанцию до прицельной стрельбы, встали на колена. У плеч их блеснули стволы.
– Вайер, стой! – воскликнул Сова. – Мы сдаёмся!
Он отложил мушкет и встал во весь рост. Стал подниматься и Бэнсон, и в этот миг из-за их спин вышел мастер Йорге. Он ступил пару шагов и встал, подняв на уровень головы и вытянув вперёд-вверх руки с обращёнными к преследователям ладонями.
– Бэнсон, Сова, – сказал он спокойным голосом. – Помогите спустить оставшихся. Стрелять в нас не будут.
Но, словно в насмешку над ним, маленький человек внизу махнул тростью и все девять чёрных стрелков разом спустили курки. Бэнсон, взревев, подхватил мушкет и, приложившись, тоже нажал на спуск.
Это было неописуемо. Снизу не раздалось ни одного выстрела. Не выстрелил и мушкет Бэнсона. «Сдуло порох с полки!» – подумал он и, схватив другой мушкет, снова приложился и выстрелил. Вернее, попытался. Кремень высек из стальной пластины-огнива отчётливый снопик искр, и они, шипя, упали на ниточку пороха – но упали словно в песок. Выстрела не было.
– Спускайте оставшихся, – повторил Йорге. – Стрельбы не будет.
– Порох не загорается! – дрогнувшим голосом произнёс Бэнсон.
– Да, – сказал Йорге, стоя с поднятыми руками. – И не загорится.
Сова, ошалело захохотав, метнулся на гребень, схватил двоих детей подмышки и легко запрыгал вниз, вниз, мимо удерживающих канат матросов. Йорге стоял, не шевелясь. Распростёртые руки его мелко-мелко дрожали. Чёрные люди внизу, взмахивая ножами, разрезали пороховницы, меняли порох на полках. А Бэнсон уходить не спешил. Оскалив зубы, он почесал пулевой шрам на щеке и, с этим зловещим оскалом, наклонился и поднял арбалет. Вставил плечевой упор, приник глазом к прицельной раме – и нажал скобу. Внизу, среди чёрных загонщиков, нелепо взмахнул рукой и опрокинулся навзничь маленький человек. Чёрные фигурки облепили его, как муравьи. Подняли, понесли.
– А теперь иди, Бэн, – сказал, не двигаясь, Йорге. – Крикнешь мне, когда все будут в шлюпках…
Когда шлюпки отплыли, загонщики всё-таки показались на кромке высокого берега. Встали в линию, подняли мушкеты. Но проверить, будут ли они стрелять теперь – не пришлось. С борта «Марлина» залпом ударили две пушки. Заряжены они были не ядрами, а картечью. Людей, стоящих на гребне, на миг закрыло пыльным облаком, поднятым ударившим в камни свинцом. Когда облако рассеялось, на гребне уже не было никого.
Медвежья шкура
– Хранишь ли ты моё письмо, Бэнсон? – спросил мастер Йорге.
– Ну конечно. В самом надёжном месте: в арбалетном футляре.
– Прошёл год.
– Даже чуть больше. Я всё помню, мастер. Через два года распечатаю. Пятого сентября.
– Слышу по голосу, – произнёс, глядя в бескрайнее море, Йорге, – что ты улыбаешься. Отчего?
– Принц Сова сказал, что мы ввязались в драку, в которой нам не уцелеть. А ваше письмо обнадёживает. Это значит, что два года я ещё проживу.