Серый мир
Шрифт:
В ответ Жук начал перечислять все достоинства этого мира, но я особо не прислушивался — не было особого интереса, да и, честно говоря, преимущества были так себе — по большей части они могли не заинтересовать, а наоборот, отпугнуть нормального человека, привыкшего видеть мир через экран телевизора. Меня сейчас больше волновало, что делать с этим ученым-вирусологом.
— Кот, а ты что думаешь по этому поводу? — решил я обратиться за помощью к Даймону. — Как думаешь, что лучше: оставить ученого в живых или убрать его сейчас, по-тихому.
— Человек он хороший, добрый. Немного странный, но для ученого и фаната своего дела —
— Ну и что делать? Оставлять в живых или нет?
— «Отсроченная смерть».
— Чего? Что еще за «отсроченная смерть»? Предлагаешь проклятье на него наложить? Не получится, следы проклятья уловит любой датчик, даже «градусники», которые установлены в этом лагере.
— Проклятье — это прошлый век, уровень детского сада. «Отсроченная смерть» — это особая программа, которая изнашивает организм человека. Ученый просто умрет через пару дней, и никакого следа магического воздействия. Жил, жил себе человек, а потом — бац и умер.
— Отлично, это то, что надо! Что от меня требуется?
— Ничего особенного, всего лишь тактильный контакт.
— Чего? Какой контакт?
— Да просто прикоснись к нему, и все.
Ну надо так надо. Профессор и Жук яростно спорили, доказывая друг другу свою точку зрения. Профессор пытался объяснить Жуку невозможность жить в мире, где нет государств, нет милиции, нет ничего, к чему привыкла интеллигенция, есть только анархия и балом правит сила. Как говорится, «прав тот, у кого больше прав». Жук в ответ утверждал, что этот мир намного честнее и правильнее, чем старый, потому что в том, старом, мире все то же самое, но прикрытое лицемерными правилами, которые работают только против серой массы. А тем, кто выше народа, тем можно все. Нет, в этом мире тоже не все так гладко, есть свои микрогосударства, в которых всем заправляют главы кланов. В этом мире есть рабство, есть каторги, есть смертная казнь, но самое главное — в этом мире есть право выбора, каждый сам определяет, где и как он хочет жить. Есть право отстаивать свои интересы и свой образ жизни с оружием в руках. Хотят казаки или лесовики жить отдельно и не подчиняться никому? Ну что ж, это их право. Если кому-то это не по нраву, то он сможет только силой заставить их отступиться. Но при этом будет война один на один, без международных эмбарго и экономических блокад, когда десятки развитых стран накидываются на одного ради получения доступа к нефти, и все это прикрыто лживыми лозунгами, гласящими о защите прав и свобод.
Я обернулся к спорящим и, вставая с лавки, оперся рукой о плечо профессора. Вирусолог дернулся всем телом.
— Профессор, что с вами? — как ни в чем не бывало спросил я.
— Как будто током ударило, — морщась, ответил очкарик.
— Такое бывает. Статическое электричество, — ровным голосом ответил я.
— Да, я знаю. — Профессор кивнул головой и, немного подумав, задал вопрос, который сильно беспокоил его: — Как вы думаете, есть у меня шансы выжить?
— Шанс есть всегда, — ответил я. Мне было стыдно врать очкарику, ведь я его убил, пусть он умрет не сейчас, но убил его
— Я примерно так и хотел поступить.
— Ну вот и хорошо. — Я решил прекратить неприятный разговор. — А теперь извините, мне надо пойти проверить посты.
Я вышел из каморки, прошел через весь барак, по направлению к двери. В бараке никого не было, только возле входной двери на скамейке сидели двое каторжан и играли в карты. Один из них был с абсолютно лысой головой, а у другого длинный шрам пересекал левую щеку, захватывая уголок глаза, от этого лицо было похоже на гротескную маску. Увидев меня, они почтительно встали, а один из них, тот, что был обрит налысо, спрятал карты.
— Как дела, мужики?
— Все спокойно, — ответил тот, что прятал карты. — Пока спокойно, но народ начинает нервничать — чувствуют, что «Копилка» настроена против них, если к вечеру не приедет приемная команда, то к ночи можно ждать гостей.
— Ничего страшного — отобьемся, — легкомысленно ответил я.
— Легко сказать — «отобьемся», в нашем бараке не больше двадцати человек, а в лагере почти двести. Навалятся скопом и задавят.
— Боишься?
— Боюсь, — тихо произнес лысый. — Только дураки и покойники ничего не боятся: первые, потому что нет мозгов, а вторые, потому что уже при жизни были слишком смелые.
— Ну можно и так думать. Собственно, это не важно — боишься ты или нет, главное — это выполнить возложенную на тебя задачу. Ваша задача — предупредить меня в случае враждебных действий со стороны других обитателей «Копилки». Понятно? Будешь при этом ты бояться или не бояться, мне все равно. Главное — выполнить задачу. Понял? Не выполнишь возложенную на тебя задачу, я тебя лично порву на лоскуты. Поэтому, главное, сделай то, что должен сделать.
— Понял, — уныло произнес лысый. — Что на каторге убьют, что здесь, на «пересылке», — все едино.
— Не надо так пессимистично смотреть на жизнь. Радуйся тому, что пока ты жив. Вот когда помрешь, тогда и будешь расстраиваться. — Широко улыбаясь, я хлопнул лысого по плечу и вернулся в барак.
Если против нашего барака ополчится весь лагерь, то долго нам не продержаться, в этом лысый прав: навалятся и задавят. Отбиться точно не получится, это без вариантов. Долго в «Копилке» нам не прожить. Интересно, а когда должны прибыть хозяева рудника в лагерь? Хорошо бы, чтобы это произошло как можно быстрее. Я обратил внимание, что действие гипноза — внушения, которым Даймон обрабатывал каторжан, постепенно шло на убыль. С каждым часом обитатели барака чувствовали себя все уверенней и независимей, они становились тем, кем и были: убийцами и грабителями, отбросами общества, которые не нашли себе места в нормальной жизни, и их упекли на каторгу, подальше от обычных людей. Среди местных обитателей, конечно, были и те, кто попал сюда по ошибке, но таких было ничтожно мало, и их присутствие погоду не делало.
— Сколько еще продержится действие гипноза?
— Все зависит от личностных характеристик и внешних раздражителей.
— А по-человечески можно объяснить?
— Для тупых можно и по-человечески: кто через день отойдет, а кто и неделю будет как чумной ходить и в рот тебе заглядывать.
— Может, их еще раз обработать, а? А то отойдут раньше времени — и беды не оберешься.