Серый мир
Шрифт:
— В глаза смотреть не обязательно. Только учти, что если ты захочешь дать им приказ, который заставит их убить себя, то они могут и не подчиниться. Тут, знаешь ли, в дело вступают первобытные защитные реакции сознания.
Массовый гипноз? А что, это мысль! Уж точно лучшеи проще загипнотизировать всех, чем убивать каждого второго.
От двери послышался гул возмущенной толпы, и я отвернулся от окна, чтобы посмотреть, что ж там происходит.
Те трое каторжан, которые работали на разборке нар, вытащили на улицу тела убитых мной уголовников. Вокруг трупов собралось несколько десятков человек,
— Ну что, граждане каторжане, готовы к раздаче подарков? — зычно крикнул я собравшейся перед входом в барак толпе. Стоявшие на улице каторжане и так ждали, что к ним кто-нибудь выйдет, а тут еще и подарки какие-то обещают. Неудивительно, что все присутствующие обратили на меня свое внимание.
— Ну давай, котяра, действуй! — прокричал я своему ангелу-хранителю.
— Громко и четко произнеси команду-рапорт. Только говори уверенно, понял? Самое главное — это верить в себя, поверишь сам — поверят и окружающие. Поверят и пойдут за тобой.
Уверенность — это хорошо, вот только где её взять? Представьте, что перед вами стоит стая голодных собак, хотя нет, забудьте про собак. Перед вами стоит стая голодных тигров, здоровенных таких, диких тигров. А вам бежать некуда. Представили? Но это еще не все, перед этим вы убили одного из них. Ну как картина? И где, я вас спрашиваю, взять уверенность в своих силах и словах? Ладно бы ты сидел в танке и смотрел на тигров через прицел крупнокалиберного пулемета. Так нет же, стоишь чуть ли не голый. Легко сказать: уверенность! Да где ж ее взять? Уверенности точно нет. А что есть? Злость? Злость есть! Я как представлю, зачем я сюда попал, так злость меня буквально раздирает. Мне ж надо найти ту суку, которая устроила взрыв на стадионе, погубивший всю мою группу. Я как вспомнил тот день, так у меня губы задрожали, пальцы сами собой в кулак сжались, а изо рта послышалось глухое рычание. Мысли пронеслись у меня в голове очень быстро, как курьерский поезд на перегоне. Вот только злоба во мне разливалась нешуточная. Ох, чую, без подпитки со стороны Даймона дело не обошлось.
— Слушайте сюда, урки! Я теперь здесь главный, кто не согласен, тот — ТРУП!!! Вы меня поняли? Будет так, как я скажу, и не иначе! Кто не подчинится, тому — СМЕРТЬ!!! Запомнили? СМЕРТЬ!!! А теперь все быстро зашли внутрь барака и начали обустройство спальных мест! Услышали все? Выполнять!!!
Толпа замерла, пораженная такими словами, а потом люди дрогнули и медленно, один за другим, начали заходить внутрь барака. Я отошел от входа на несколько шагов и внимательно рассматривал входящих в барак каторжан. Когда входившие проходили мимо меня, они втягивали голову в плечи и отводили взгляд. От каждого из них шла видимая магическим зрением волна страха.
Когда в барак зашел последний каторжанин, я внимательно осмотрел пустынный двор. Двор был пуст, всего каких-то десять минут назад он был хоть и не забит до отказа, но и не пустой был, это уж точно. Кто-то ходил, кто-то стоял, где поодиночке сидели на корточках, а где и целыми стайками сидели в кружочке, передавая друг другу набитую анашой «пятку». Но сейчас двор был девственно пуст. Только истоптанный снег вперемешку с грязью да сплошной ковер разбросанных сигаретных окурков. Каторжане из других бараков предпочли попрятаться, что и неудивительно, каждый понимал, что сейчас будет большая драка. Бойня, после которой останутся лежать на снегу растерзанные
Сплюнув на снег, я нырнул в темное нутро барака. Каторжане сгрудились в дальнем конце, рядом с импровизированной перегородкой. Они стояли и молча смотрели на вход в барак. А когда я появился в дверном проеме, то их хмурые, настороженные взгляды скрестились на мне.
— Кнутом ты их уже ударил. Теперь надо показать пряник, — прошелестел у меня в голове Кот. — Обещай им, что они все выживут и вернутся домой. Понял? Но говори так же уверенно, как и раньше. Как можно чаще повторяй им, что ты — их единственный шанс на жизнь.
— Ты, главное, не скупись на гипноз. Тут лучше переборщить, чем проснуться ночью от заточки в брюхе!
— Не учи батьку делать дитятку, — в ответ огрызнулся Кот.
— Все, кто пойдет за мной, выживут! Запомните: я подарю вам ЖИЗНЬ! — Мой голос, подкрепленный магией, был необычайно глубок, он завораживал своим могуществом.
Стоявшие полукругом напротив меня каторжане заворожено слушали. Некоторые, видимо, самые впечатлительные, даже открыли рты от удивления. Я несколько раз повторил одну и ту же фразу про дарованную им жизнь, если они пойдут за мной. Когда мой голос стих, в воздухе повисло молчание — никто из стоявших напротив меня зэков даже не пошевелился.
— Разойтись! — громко крикнул я.
По рядам стоявших прошла дрожь, и уже через пару секунд каторжан как ветром сдуло — все разошлись по бараку, стараясь держаться от меня подальше. Я вернулся в отгороженный отсек и устало повалился на дощатые нары.
— Ничего себе! — ошарашенно произнес стоявший за моей спиной Жук. — А я и не знал, что ты у нас Кашпировский.
— Точно. Сейчас передохну и воду заряжу, — отшутился я. Усталость навалилась, как голодный хищник, — быстро и неожиданно. — Назначь караульных и тех, кто их будет проверять, — ночью могут пожаловать гости.
— Воду заряжал не Кашпировский, а Чумак, — услышал я сквозь дрему ехидный ответ Жука.
Что там дальше говорил Жук, я уже не слышал — спал. Ночь прошла спокойно: наш барак никто не штурмовал, не поджигал и не закидывал камнями. Утром мне сказали, что пару раз кто-то подходил к дверям барака, но их отпугнули караульные. Ночью я спал как убитый, усталость и напряжение последних дней давали о себе знать. Угол оказал нам неоценимую услугу, он сделал все, чтобы обезопасить себя и своих людей, — устранил тех, кто мог составлять ему конкуренцию. В пересыльном лагере не осталось никого, кто смог бы за столь короткое время сплотить вокруг себя каторжан. Именно этим можно объяснить тот факт, что никто не старался идти на штурм нашего барака. А вот кого действительно следует опасаться, так это тех, кто внутри нашего барака. Угол собрал вокруг себя наиболее верных ему людей, как только действие гипноза пройдет, так сразу у каждого из них возникнет желание вспороть мне горло.
Через пару часов после рассвета, когда все обитатели бараков вылезли на улицу, чтобы погреться на раннем весеннем солнышке, внутри дощатого сооружения остались только я, Жук и вчерашний очкарик с внешностью профессора.
«Профессор» сейчас сидел напротив меня и прихлебывал горячую воду из мятой жестяной кружки. Чаем эту бурду назвать было уже нельзя — пакетик заваривали, наверное, раз в двадцатый. Кипяток даже толком не окрасился и по цвету больше напоминал детскую мочу, такой же светло-желтый окрас.