Серый волк, белый конь
Шрифт:
— Вот удивил, — плеснула русалка в него водой. — Я и так не голодаю. Я веселье люблю, а ты, царевич, похоже, зануда.
— Хочешь — будет тебе веселье, — Елисей закатал брюки, вошел в воду по щиколотку. — Ледяные горки нравятся? Или фонтаны из минеральной воды, а захочешь — из шампанского!
Русалка вынырнула поближе, пристально посмотрела на царевича.
— Нет, не хочу.
Елисею показалось странно знакомым ее лицо, а, впрочем, все они похожи — глазастые, губастые — рыбы, одним словом.
— Чего ж ты хочешь? — растерялся царевич.
— Да
Царевич сделал еще несколько шагов вперед, не обращая внимания на намокшие брюки.
— Уважь меня, вон какая водичка славная, — голос русалки журчал ручьем, околдовывал, манил. — А ты запылился с дороги, окунись, освежись.
Она нырнула и появилась совсем близко, рыжие волосы горели на солнце, будто вода пламенем занялась. Взяла Елисея за ладонь, потянула в глубину. Белые руки обвили его шею, прохладные губы мазнули по щеке.
— Али не мила я тебе, царевич?
— Мила, еще как, — ответил Елисей. — А теперь во дворец?
— Не спеши так, красавчик, — усмехнулась русалка, обнимая его крепче. — Что я в твоем дворце не видела? Лохань, в которой только капусту квасить, да повозку без окон? Я думала, у русалки не может быть морской болезни, но знал бы ты, как меня укачало по пути к Кощею.
Елисей дернулся, но русалка крепко вцепилась в его плечи пальцами.
— Пусти, синяки будут! — вскрикнул царевич. Он набрал побольше дыхания, чтобы завопить о помощи, и русалка затащила его под воду. Она вытолкнула его на поверхность у самого омута, откашливающегося, мокрого.
— Пожалей, — взмолился он, — не губи! Не топи! Озолочу!
— Больно нужно мне твое золото! Знал бы ты, сколько его на дне морском хранится. Но я и не убийца, в отличие от тебя!
— Я не убивал! — зарыдал Елисей.
Русалка схватила Елисея за волосы, прижалась губами. В его рот потекла соленая вода, смешанная с песком и кровью, горло забило слизью. Царевич сложился пополам, потом выгнулся, запрокидывая голову. Он уменьшался в размерах, съеживался, кожа становилась прозрачнее, голова чесалась. Царевич обхватил лоб и с ужасом почувствовал под руками два бугорка.
— В кого ты меня превращаешь? — прохрипел Елисей. — В морского демона?
— Много чести, — засмеялась русалка и, сжав тощую шею царевича, нырнула.
Она появилась у другого берега, разжала кулак и посадила длинного коричневого слизня на лилейник.
— Тут я еще не успела порядки навести. Гнили развелось, грязи. Почисти все, — приказала русалка. — Вернусь — проверю. А мне надо развеяться, засиделась я в лохани. Если будешь хорошо служить — расколдую. Когда-нибудь.
Она рассмеялась, поплыла к омуту и исчезла в глубине. Круги пошли по воде, белая рубашка царевича качнулась на поверхности, рукава распростерлись, будто моля о помощи. Очки медленно пошли ко дну, воткнулись в светлый песочек.
Кучер вышел из кустов на обочине, подтягивая штаны, подслеповато всмотрелся
Коричневый слизень дернул усиками и пополз по листку.
Водяной мягко пришвартовал плот в небольшой бухте. Берег изгибался, скалы отступали, щерясь в отдалении острыми каменными зубьями. Пожелав путникам удачи, водяной нырнул и скрылся с глаз долой, видать, отправился на поиски экзотической рыжей красавицы. Лада пошарила глазами по серым камням, заметила узкую тропинку, изгибающуюся змеей меж валунов, и взяла Беляша за поводья. Верхом тут не проедешь.
Девушка осторожно повела коня, камни сыпались из-под золотых копыт.
— Не волнуйся за Беляша, — бросил Серый. — Он по горам не хуже козла скачет.
Камень под ногой повернулся, оборотень споткнулся, едва не упав.
— Почему ты не обращаешься в волка? — поинтересовалась Лада. — Я думала, тебе зверем удобнее.
Волк подал ей руку, помогая преодолеть подъем.
— Вот почему, — ответил он, пожимая ей пальцы.
— Обо мне заботишься? — поняла Лада. — Мило.
— Я могу быть очень милым, — улыбнулся он, блеснув клыками. — Разве ты еще не заметила?
— Нет, — ответила Лада, — все затмевает твоя наглость. Застит глаза, и через нее ничего не пробивается.
— Лада, я хочу извиниться, — сказал Волк, — за свое поведение возле башни Кощея. Я не должен был к тебе приставать так…
— Нагло? — подсказала Лада.
— Именно.
— Честно говоря, я чувствую за собой вину, — призналась девушка. — Может, если бы я тебя поцеловала, ты бы действительно получил часть моей удачи, и твой хвост не пострадал.
— Он, кстати, в порядке, спасибо.
— Да и ты получил за свою наглость по физиономии, так что проехали, — продолжила Лада. — Я уже поняла, что целомудрие — это скорее конек Проши, а не твой.
— Ты права, у меня коньки другие, — усмехнулся Волк. — Храбрость…
— Безрассудство, — поправила Лада.
— Ум.
— Хитрость.
— Харизма, — Волк многозначительно подвигал бровями, и Лада рассмеялась:
— Что есть, то есть.
Они поднялись на ровное плато. Беляш погарцевал, заржал, и голос его отозвался эхом, отразившись от скал. В нескольких метрах земля обрывалась, словно отрезанная ножом. Лада осторожно подошла к краю, глянула в пропасть, клубящуюся туманом, и отпрыгнула назад. Впереди виднелся мост, перекинутый через ущелье. Он шатался на ветру и выглядел хлипким, как прутик.
— Не говори, что нам туда, — попросила Лада.
— Не скажу, — вздохнул оборотень.
Когда они добрели до моста, сухая коряга у края ущелья заворочалась, перегородила путь.
— А вот и страж моста, — сказал Волк.
— Стоп, — проскрипело дерево, распрямляя ветки.
На шершавом стволе открылись крохотные глазки, ноги, корнями уходящие в землю, выпрямились. Ветер трепал маленькие нежные листочки, покрывавшие лицо стражника густой бородой.
— Мы хотим пройти, — сказала Лада. — Мы ведь хотим? — шепотом уточнила она у Волка. Конь вопросительно захрапел, пятясь подальше от пропасти.