Сесквоч
Шрифт:
— Фенберг. Почему вы кричите на меня?
— Я просто испытывал.
— Я чихаю, когда я думаю о сексе, я, а не вы.
— Ну, так не думайте о сексе. Делайте как я. Думайте об игре в футбол.
— Вы относитесь ко мне несерьезно, — сказала Элен, обняв себя руками.
— Послушайте, Элен! — В попытке утешить Фенберг сделал шаг по направлению к Митикицкой. Элен увернулась от рук, которые он к ней протянул.
— Господи! Почему мужчины всегда думают, что если женщина проявит немного чувства, то надо обязательно бежать и хватать ее? Я терпеть этого не могу.
— Не буду, смотрите, — сказал Фенберг, оставив руки в воздухе. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь получал такой ответ от женщины, которую приглашал на свиданье. Вы знаете, я не собираюсь занимать деньги, Элен. Я просто хотел узнать, хотите ли вы прийти на одно небольшое невинное свидание.
— Почему бы нам не остаться просто друзьями и оставить все, как было? — спросила она. — Зачем вам надо было приходить и просить меня о… свидании?
Она произнесла это слово так, как будто от него пахло рыбой.
Фенберг слегка пожал плечами:
— Мы живем в жестоком мире. Мы ведь не мастера Дзен и иногда чувствуем себя одинокими. Я думаю, что и вы тоже. А про себя я знаю, что очень одинок.
— Тогда купите собаку, Фенберг.
— Ух. — Фенберг незаметно моргнул. Эта леди была строгой. Он подумал, что они несколько раз встретятся, а потом, может быть, поссорятся. Он также начал понемногу подозревать, что Митикицкая слегка тронутая, что испугало его больше, чем ее замечание, потому что мысль, что Митикицкая сумасшедшая (овсяная маска и все прочее) была на самом деле очень привлекательной для Фенберга.
И тут он увидел ящики.
Фенбергу стало плохо. Митикицкая сказала то, чего не должна была говорить. Он не слышал, что она контролировала свой голос, стараясь не впасть в истерику. Она была в панике и хотела только, чтобы Фенберг пообещал то, чего не может гарантировать ни один мужчина — что он никогда не обидит ее. Конечно, она не сказала этого вслух. Она сказала, что отдаст Фенбергу деньги, которые он заплатил ей за дорожные расходы.
Значит, она уходит.
Фенберг переступил с ноги на ногу и задумался. Прекрасно, первый репортер в этом году, и снова то же самое. Митикицкой хотелось, чтобы рядом оказалась ее терапевт, или сестра, или даже мать. Но больше всего ей хотелось подбежать к Фенбергу, разреветься и признаться, что была не права.
Но Фенберг взял свою куртку и ушел.
Фенберг хлопнул входной дверью ранчо. Внутренняя дверь тоже хлопнула в унисон. Он остановился, чтобы купить газету, когда шел от Элен. Позавчерашнее сообщение ФБР не оправдалось. Агенты приняли за Туберского высокого индейца, рыбачившего в одном из уголков национального парка.
— Как Элен? — спросил Злючка Джо, откусывая кусок от сэндвича.
— Заткнись, — сказал Фенберг, пролетая мимо. У Джо вытянулось лицо, и он потихоньку попятился к двери.
Фенберг вернул его. С редким для него выражением страха на лице Злючка Джо уставился на почтовый мешок.
— Это что, черт возьми, такое? — спросил Фенберг.
В воздухе стоял запах расправы.
— Я ничего не сделал.
— Я и не говорю, что ты сделал. Что в мешке, Джо?
— Почта. Для Джона, — выпалил он. — В комнате есть еще один такой мешок. Почтальон доставил их примерно час назад. Он сказал, что у Джона был почтовый ящик на почте, который переполнился за последнюю пару недель. Он сказал, что обязан доставить это.
— Извини, что я сорвался, — сказал Фенберг сквозь зубы. Он сгреб тяжелый мешок и отнес его в свободную комнату Туберского. Там он бросил его на кровать рядом с другим мешком. Затем Фенберг остановился у двери и опустил голову.
Возникал законный вопрос.
Почему некто, лишенный карьеры и клуба, получает столько корреспонденции? Фенберг присел на кровать брата и склонил голову набок. Нет. Он отвернулся. Святость почты, право на личную тайну и все прочее, Что делало его страну великой и о чем Фенберг с удовольствием писал в передовицах. Нет. Он не будет открывать почту своего брата. Но не будет ничего плохого, если вытащить всего несколько конвертов и посмотреть на обратные адреса.
Фенберг нахмурился. Он быстро вытащил пачку писем. И еще одну пачку.
Это нельзя было назвать корреспонденцией.
Снаружи Злючка Джо направлялся кратчайшим путем к дальней границе ранчо. Клиффорд терроризировал котенка под амбаром. Оба они услышали леденящий душу крик. Так кричат, поранив руку пилой.
Фенберг снова закричал, схватил письма и смял их.
Это были счета.
Или, точнее, ненавистная почта от кредитных компаний.
Дюжины писем из разных банков с заголовками, похожими на заголовок официальных писем Американской Нацистской Партии, пестрели ярко-красными надписями на конвертах: ТРЕТЬЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Фенберг высыпал содержимое обоих мешков на индейское стеганое одеяло Туберского и судорожно просматривал. В основном, это была старая корреспонденция и каталоги, потому что с тем, у кого есть семнадцать кредитных карточек, происходит всегда одно и то же. Он автоматически включается в компьютерные банки данных всех магазинов и почтовых отделений в свободном мире.
Час времени ушат у Фенберга, чтобы узнать страшную правду. Туберский подделал подпись Фенберга на всех семнадцати карточках. Одна «Джемко», три золотых карточки "Америкэн Экспресс", шесть «Мастер-карт», две «Визы», "Обеденный Клуб" (они все еще живы?), «Сиере», "Аберкромби & Фич", "Пеп Бойз", и, наконец, с трудом выдаваемая карточка "Нейман-Маркус".
Фенберг подвел итоги. От такого финиша могло парализовать. Учитывая акульи заемные проценты и штрафы за все, начиная от задержек и кончая тем, что ты правша, Туберский был должен бешеную сумму, от которой подкашивались колени и подводило желудок — 45096 долларов 34 цента.
Фенберг сидел на кровати, ослабев, глядя прямо перед собой взглядом заключенного концлагеря.
Зазвонил телефон.
Это был его банкир. Он извинился за то, что беспокоит в выходной, но ему хотелось бы обсудить штраф за слишком раннее изъятие суммы, которая накопилась у Фенберга на срочном счету.
— Почему… раннее… изъятие…
— Их изъял ваш брат, Джон… практически в тот день, когда он исчез. Но, Майк, там была ваша подпись.
— Моя подпись?
— Ну да. Вы закрыли счет и забрали все двенадцать тысяч долларов. И между прочим, не забудьте, что в этом месяце вы должны были внести последний взнос за ранчо, Да, передо мной нет конкретных цифр, но я думаю, это примерно пятнадцать тысяч с мелочью. Увидимся у Ротари. Пока.